Завтра премьер-министр Великобритании Тереза Мэй уходит в отставку. Исполняющим обязанности главы правительства с этого момента станет все та же Тереза Мэй. А уже с понедельника начнется официальная кампания выборов нового премьера. Парадоксом является то, что судьбу самого важного поста решат 124 тысячи человек, то есть около 0,2 процента населения страны. А возможно даже — и несколько десятков депутатов.
Так устроена избирательная система одной из старейших демократий мира, родины современного парламентаризма. И если раньше такой (мягко говоря, не самый демократический) процесс выборов не вызывал особых протестов и возражений, то теперь многие представители мейнстрима "вдруг" обнаружили, что все это выглядит издевательством над демократией и даже может привести к превращению Британии в "олигархат".
Причина такой бурной реакции в том, что при нынешней системе выборов главы Консервативной партии (который автоматически становится премьер-министром) очень высока вероятность появления во главе правительства "несистемного" Бориса Джонсона — одного из самых провальных министров иностранных дел королевства за всю историю.
Либеральные СМИ не смущает то, что избрание (а точнее назначение) Терезы Мэй в 2016 году было еще менее демократичным. Тогда все решили 199 парламентариев от тори. Хотя по внутрипартийной процедуре, введенной два десятилетия назад, избирать лидера должны все официально зарегистрированные члены партии. Просто в тот раз все было сделано так, чтобы избежать общего голосования.
По правилам кандидатов на пост главы партии по очереди отсеивают депутаты парламентской фракции. Целым рядом поэтапных голосований с выбыванием последнего претендента они определяют двух фаворитов. А дальше дистанционным голосованием лидера определяют рядовые члены партии (на данный момент — те самые 124 тысячи человек). Но если у кандидата нет альтернативы, общепартийное голосование отменяется.
Именно так и было с Мэй три года назад. Когда в финал вышли она и Андреа Лидс (до этой весны возглавляла палату общин), та просто снялась с выборов. Таким нехитрым способом избежали общепартийного голосования, и Мэй возглавила страну, не имея широкой поддержки ни в обществе, ни даже внутри своей партии. Итог известен: теперь СМИ спорят о том, была ли Мэй худшим премьером в истории Британии — или все-таки кто-то ее побеждает.
Повторимся еще раз: тогда сам факт отсечения сколь-нибудь значительного электората от процесса выборов премьер-министра не вызвал особых протестов в рядах элиты. Основные СМИ не поставили под сомнение демократичность столь очевидно недемократичной процедуры, при которой назначение на самый высокий пост в государстве совершенно не зависит от населения страны или его части.
Но сейчас все изменилось. Скажем, либеральный журнал The Economist вынес на обложку мысль о том, что под британскую конституцию (ту самую, которой у Британии нет) заложена бомба. Дескать, ситуация чревата кризисом, а страна к этому "совершенно не готова". "Британская политика превращается в селектократию", — предупреждают журналисты. Это термин, чаще всего применяемый к системе выбора лидеров Китая — путем тщательного отбора на уровне партийного руководства и всеобщего формального одобрения на заседании репрезентативного органа.
Известный британский колумнист Саймон Дженкинс договорился даже до того, что предложил (видимо, все-таки в шутку) обсудить идею общенационального референдума о том, кто должен быть следующим премьером. А в Консервативной партии срочно начали менять правила отсева кандидатов на предварительном уровне. Причем это явно делается для того, чтобы осложнить Борису Джонсону путь к победе.
В том, что бывший министр иностранных дел, обладатель самой забавной прически британской политики, победит на общепартийном голосовании, мало кто сомневается. Опрос сайта Conservative Home, служащего базовой площадкой для рядовых членов Консервативной партии (то есть тех самых избирателей, которые и должны сказать решающее слово), выявил, что Джонсон лидирует в гонке, опережая ближайших преследователей вдвое.
Соответственно, внутри фракции тори в парламенте сейчас активно работают над повторением сценария 2016 года, то есть недопущения общепартийного голосования. Или же, на худой конец, отсечения "несистемного" кандидата от выборов среди активистов. Если это произойдет, Джонсон не станет премьером, но это нанесет сокрушительный удар по единству партии. У нее и так самый низкий результат в истории общенациональных голосований на последних выборах в Европарламент, а если наиболее популярный и узнаваемый консерватор будет низложен интригами на высшем уровне, за спиной активистов, это может обернуться уничтожением организации как таковой.
Но, похоже, это совершенно не смущает дирижеров антиджонсоновской кампании, включая зарубежных. Их старания усилились особенно после того, как президент США Дональд Трамп публично поддержал бывшего главу британского МИД.
Как видим, записных либералов и демократов Запада мнение избирателей волнует в последнюю очередь. Им было совершенно неважно, насколько демократичной была процедура избрания Терезы Мэй, — просто это соответствовало представлениям о политической целесообразности.
Именно эти представления диктуют любые подходы западного мейнстрима. Отсюда и двойные стандарты. Европейские СМИ дружно обрушиваются на "недемократичность" выборов премьер-министра Венгрии Виктора Орбана, не вписывающегося в систему, даже несмотря на то, что у него в стране абсолютная поддержка. Но никто особо не возмущается тем, насколько далека от демократии система назначения канцлера Германии. Скажем, Ангела Меркель сохранила пост даже после того, как перестала быть лидером победившей на последних выборах партии. А ведь, казалось бы, должен возникнуть закономерный вопрос, кого же она теперь на этом посту представляет. На выборах же никто не голосовал за канцлера, голосовали именно за партию. Получается, она представляет не избирателей, а тех 364 депутатов бундестага, которые проголосовали за нее в марте прошлого года. Ну и чем не упомянутая выше китайская селектократия?
Причем, заметьте, Меркель сама, собственным волевым решением, определяет сроки своей отставки. Скажем, появились слухи о том, что она разочаровалась в избранной ею же преемнице Аннегрет Крамп-Карренбауэр, а потому решила уходить с поста канцлера позже, чем планировала. И даже неважно, что Меркель эти слухи опровергает. Тут ведь вопрос в том, что никого особо не возмутила сама процедура единоличного принятия подобных решений, очень далекая от общепринятых идей народной демократии. Просто Меркель вполне вписывается в мейнстрим, потому и не нужно писать панические статьи о "конституционном кризисе" Германии или "недостаточном представительстве" канцлера (любимая тема либеральных СМИ Америки по поводу того, что Трамп получил менее 50 процентов голосов на выборах-2016).
Таких примеров последних лет можно привести огромное множество. Вспомним хотя бы назначение в 2011 году "технического правительства" Италии во главе с Марио Монти. Полтора года страну возглавлял человек, за которого вообще никто не голосовал. Когда же он пошел на выборы, выяснилось, что уровень поддержки его партии (а соответственно, его идей) — это восемь процентов. Но ведь Монти был демократом, значит, элиту это вполне устраивало. Что лишний раз подтверждает: демократия — не власть народа, а власть демократов.
Поэтому о законности и демократичности процедур вспоминают лишь тогда, когда элита чувствует опасность победы несистемных лидеров. Вроде Дональда Трампа в США или Бориса Джонсона в Британии. В остальных случаях это совсем неважно.