Что для человека важнее всего: жизнь и здоровье, или есть множество вещей, которые еще дороже? На этот не такой уж неожиданный разговор вывели нас до мелочей совпавшие события в двух прекрасных странах, России и Франции.
О чем речь в России, многие могли слышать. Было "письмо пятисот" — это издатели и литераторы — к правительству страны. Оно, на первый взгляд, чисто техническое. Просит "дополнить перечень товаров первой необходимости, утвержденный распоряжением правительства России от 27.03.2020 № 762-р, книжной продукцией. Включить книжную индустрию в список сфер деятельности, наиболее пострадавших в условиях ухудшения ситуации в связи с распространением новой коронавирусной инфекции, для оказания первоочередной адресной поддержки".
«
Не самый литературно изящный текст в мировой истории, но привлекло к нему внимание другое — что среди пятисот подписантов есть писатели, которые в обычных условиях рядом друг с другом не сядут дискутировать на одном квадратном километре: более разных по мировоззрению людей и представить невозможно. Но когда речь идет о выживании книжной индустрии, а по сути — русской литературы и того, что она для нас всех означает, тут никаких споров и расхождений. Если что, продолжат свои дискуссии как-нибудь потом.
Это, повторим, относительно известная в России история. Но вряд ли у нас многие заметили, что ровно та же ситуация и такое же письмо возникли в эти же дни во Франции.
Давайте посмотрим, как на этот французский сюжет реагирует американский автор в журнале Foreign Affairs, издании, где перманентная дискуссия идет вокруг действительно важных, глобальных проблем. Речь вот о чем: как могло произойти, что правительство Франции не включило в список товаров (и объектов по продаже таковых) "первой необходимости" книги и, соответственно, книжные магазины.
В самом деле: в списке — банки, аптеки, продовольственные магазины, табак, бензин, знаменитые пекарни и прочее, но нет не менее знаменитых французских книжных магазинов.
Каждая нация составляет свои списки важных и менее важных составных частей человеческой жизни, не без ехидства замечает американец: вот у нас, в США, идет ругань о том, можно или нельзя сейчас закрывать оружейные магазины.
Но ведь тут речь о Франции. Эта страна мало того что дала миру громадные объемы литературных шедевров — ею сегодня управляют писатели. Начиная с президента Эммануэля Макрона, создавшего книгу "Революция", продолжая премьер-министром Эдуаром Филиппом (это уже настоящий писатель, издает политические боевики) и заканчивая министром финансов Брюно Ле Мэром, написавшим восемь романов.
Есть такое понятие "независимый книжный магазин" — то есть магазин-одиночка, чья-то личная собственность, в отличие от корпоративных, сетевых книжных. Без таких магазинов не представишь французских городов. В моем Хьюстоне, замечает автор Foreign Affairs, независимых магазинов — два на три миллиона жителей, в Нью-Йорке — менее восьмидесяти, а в Париже — более семисот. И как могло "правительство писателей" их закрыть? Другое дело, что оно — вслед за десятками правительств разных стран — сегодня обсуждает уже не закрытия, а наоборот: то, как именно все будет открываться (тренд дискуссий переломился по всему миру буквально только что).
Это, конечно, отдельный вопрос. И так же вторичен (хотя тоже важен) разговор о финансовой разнице в положении больших и маленьких издательств, независимых и сетевых книжных магазинов. Собственно, эта тема лежит в сердцевине как нашего "письма пятисот", так и его французского аналога.
И еще есть безудержные мечты айтишников насчет того, что литературе и в онлайне хорошо. Вот только с 2016 года — по крайней мере в США, но не только там — продажа настоящих книг обогнала продажи книг электронных… Однако и это не самый главный и серьезный разговор.
А вот что действительно серьезно — выход не только правительств, а обществ на разговор о том, что по-настоящему важно для человека. И что вообще такое человек.
Этого не могло не произойти именно сейчас. Повторим: тренд дискуссий сегодня уходит от разговора о том, как с помощью "закрытия" стран, экономик и привычного стиля жизни защитить свою жизнь и здоровье, к чему-то иному: как их "открыть" и вернуть нормальную жизнь.
«
Логична была первая реакция человека на происходящее: жизнь и здоровье — первым делом. Но затем, после испытания самоизоляцией, так же логичен и поворот мысли к чему-то иному: а на самом-то деле первым ли делом они идут? Может быть, есть и другие ценности человеческого существования, которые, как ни странно, для кого-то или для многих оказываются важнее?
Ничего необычного в таком образе мысли нет. Он множество раз и по всему миру проявлял себя во время войн (а сейчас ситуация ненамного отличается от военной). Просто представим себе, что было бы, если бы везде и у каждого возобладала простая идея: жизнь и здоровье на первом месте. Тогда попросту не было бы такой жизненно важной профессии, как военный. Со всеми последствиями.
И не было бы такой профессии, как практикующий медик: они разве не ставят иные ценности рядом — а то и выше — собственного здоровья и жизни?
Тут уместно вспомнить, раз уж речь о Франции, знаменитый приказ Наполеона во время налетов вражеской конницы в Египте: "ослов и ученых — в середину". Ослы — это обоз, боеприпасы, еда и прочее. Ученые — участвовавшие в кампании археологи, историки — словом, культура. И солдаты прикрывали их своим телом, то есть рисковали жизнью и здоровьем.
Литература же — не просто часть культуры. А что такое суть существования любой общности людей, как не запись в любой форме их представлений о смысле жизни? И зачем нужна жизнь без ее смысла?
Проблема не в том, что такие мысли сейчас начали проявляться, а в том, что они еще долго будут разными у разных людей. И внутри одного общества, и на одной улице. Для кого-то книги и многое прочее на время будут источником заразы (их же трогают руками!), а для кого-то — смыслом жизни общества.