В новом проекте Ria.ru — "Творцы на карантине" — ведущие современные авторы из России и других государств включаются в общую борьбу с коронавирусом. Писателям, поэтам, режиссерам — творцам — предложили написать тексты, которые помогли бы вдохновить и поддержать, рассмешить и объединить читателей разных стран. Сегодня автор серии книг-бестселлеров "Манюня", лауреат литературной премии "Ясная поляна" Наринэ Абгарян рассказала, с чего начинается ее день во время самоизоляции, и поделилась забавными диалогами со взрослым сыном.
© Фото из личного архива Наринэ Абгарян
Наринэ Абгарян
Наринэ Абгарян
С чего начинается ваше утро?
Мое — с зарядки. Раньше, в счастливые докарантинные времена, спортивная жизнь ограничивалась для меня очередной интернет-закладкой с занятием йоги. Таких закладок за последний год накопилось штук сто. Сохранила — и вроде как позанималась.
А потом наступил карантин, заперев нас с сыном в одной квартире.
И теперь мои утра начинаются с зарядки, потому что человек, которого я 24 года назад неосмотрительно родила, решил со всей серьезностью за меня взяться.
Естественно, не обходится без ироничных комментариев.
Мое — с зарядки. Раньше, в счастливые докарантинные времена, спортивная жизнь ограничивалась для меня очередной интернет-закладкой с занятием йоги. Таких закладок за последний год накопилось штук сто. Сохранила — и вроде как позанималась.
А потом наступил карантин, заперев нас с сыном в одной квартире.
И теперь мои утра начинаются с зарядки, потому что человек, которого я 24 года назад неосмотрительно родила, решил со всей серьезностью за меня взяться.
Естественно, не обходится без ироничных комментариев.
«
— Направо, мама! Направо! Ладно, давай считать, что это направо. А теперь на правое право!
— В смысле присела? Люди так обычно стоят.
— Спину держи. Забыла, где спина? Обратная сторона груди! И не делай вид, что ты не помнишь, где у тебя грудь!
— Начали мы, конечно, с малого, зато потом я буду играть для тебя роль штанги.
Нытье нытьем, но за две недели научилась отжиматься. Целых полтора раза. И тридцать секунд стоять в планке. С такими темпами к концу карантина получу мастера спорта.
"Азбука Вкуса" отменила доставку продуктов. Деньги с карточки списала, доставку подтвердила (мы ее неделю ждали, раньше никак — очередь большая), а в день икс ограничилась бесцеремонным сообщением об отмене.
— Там были фермерские куры, из которых я хотела приготовить чахохбили, — возмущаюсь я. — И хлеб на закваске. И сыр. И сливочное масло. И вода. И много чего еще! Но самое главное — там был кофе, который у нас почти вышел!
Вытаскиваю банку, открываю ее и убеждаюсь, что на дне осталось не больше двух чайных ложечек.
— И что мы будем теперь пить? — спрашивает сын, заглядывая в банку через мое плечо.
Отвечаем хором:
— Дерьмо!
Ни дня без классики.
Пойду, говорит, надену противочумный костюм обывателя. Диктуй список продуктов.
Надиктовала. Кинзы, говорю, немного возьми. Помнишь, как она выглядит?
— Обижаешь!
Вернулся с укропом.
— Я бы поняла, если бы ты с петрушкой перепутал.
— Мам, уверяю, в магазине это была кинза!
Обсуждаем группы риска, в том числе его астму:
— Про недостатки все понял. А преимущества какие-нибудь она дает? Низкий интеллект? Или хотя бы тугоухость?
"Азбука Вкуса" отменила доставку продуктов. Деньги с карточки списала, доставку подтвердила (мы ее неделю ждали, раньше никак — очередь большая), а в день икс ограничилась бесцеремонным сообщением об отмене.
— Там были фермерские куры, из которых я хотела приготовить чахохбили, — возмущаюсь я. — И хлеб на закваске. И сыр. И сливочное масло. И вода. И много чего еще! Но самое главное — там был кофе, который у нас почти вышел!
Вытаскиваю банку, открываю ее и убеждаюсь, что на дне осталось не больше двух чайных ложечек.
— И что мы будем теперь пить? — спрашивает сын, заглядывая в банку через мое плечо.
Отвечаем хором:
— Дерьмо!
Ни дня без классики.
Пойду, говорит, надену противочумный костюм обывателя. Диктуй список продуктов.
Надиктовала. Кинзы, говорю, немного возьми. Помнишь, как она выглядит?
— Обижаешь!
Вернулся с укропом.
— Я бы поняла, если бы ты с петрушкой перепутал.
— Мам, уверяю, в магазине это была кинза!
Обсуждаем группы риска, в том числе его астму:
— Про недостатки все понял. А преимущества какие-нибудь она дает? Низкий интеллект? Или хотя бы тугоухость?
Наблюдаю в окно, как в сквер чуть ли не ползком пробираются несколько мам с крохотными детьми. Стоят тесной группкой, оживленно что-то обсуждают. Подходит работник коммунальных служб в маске и перчатках, делает им замечание.
Мамы разражаются возмущенным гвалтом. Мужик, махнув рукой, уходит.
Я, сердито:
— Отлично понимаю мэра итальянского города, который грозил прислать карабинеров с огнеметами.
Сын цокает языком:
— И ты еще считаешь себя представителем христианской культуры!
— Ну христианская культура тоже не оплот гуманизма. Вспомни Крестовые походы. Или Инквизицию.
— Это перегибы на местах!
Сценарий не меняется годами. Готовлю. Сын периодически заглядывает на кухню, наматывает круги, спрашивает, когда можно будет есть.
— Не стой над душой!
— Просто ужасно голоден. Ужжжасно!
Буквально за минуту до подачи блюда на стол у него всегда (всегда!) возникают неотложные дела: срочный звонок, диссертация, спасение мира. Или того хуже — запрется в ванной комнате, словно в бункере после атомного взрыва.
— Иди есть, все давно уже остыло! — закипаю под дверью я.
Отзывается совершенно безмятежным тоном:
Мамы разражаются возмущенным гвалтом. Мужик, махнув рукой, уходит.
Я, сердито:
— Отлично понимаю мэра итальянского города, который грозил прислать карабинеров с огнеметами.
Сын цокает языком:
— И ты еще считаешь себя представителем христианской культуры!
— Ну христианская культура тоже не оплот гуманизма. Вспомни Крестовые походы. Или Инквизицию.
— Это перегибы на местах!
Сценарий не меняется годами. Готовлю. Сын периодически заглядывает на кухню, наматывает круги, спрашивает, когда можно будет есть.
— Не стой над душой!
— Просто ужасно голоден. Ужжжасно!
Буквально за минуту до подачи блюда на стол у него всегда (всегда!) возникают неотложные дела: срочный звонок, диссертация, спасение мира. Или того хуже — запрется в ванной комнате, словно в бункере после атомного взрыва.
— Иди есть, все давно уже остыло! — закипаю под дверью я.
Отзывается совершенно безмятежным тоном:
— Терпение, Брут, у тебя еще будет возможность меня заколоть!
Встала на цыпочки, чмокнула в щеку.
— Я так тебя люблю!
С неподдельным удивлением:
— А ты кто?
— Что сегодня приготовить?
— Все что угодно, кроме гречки и туалетной бумаги. Их мы оставим на черный день!
Каким бы он ни был голодным, никогда не принимается за еду, пока я не сяду за стол и сама не начну есть.
Если бы можно было выразить материнскую любовь словами. Если бы.
Встала на цыпочки, чмокнула в щеку.
— Я так тебя люблю!
С неподдельным удивлением:
— А ты кто?
— Что сегодня приготовить?
— Все что угодно, кроме гречки и туалетной бумаги. Их мы оставим на черный день!
Каким бы он ни был голодным, никогда не принимается за еду, пока я не сяду за стол и сама не начну есть.
Если бы можно было выразить материнскую любовь словами. Если бы.