Всемирная паутина, или WWW, в марте будет отмечать 30-летие своего создания. Проект начался 13 марта в Европейской организации по ядерным исследованиям (ЦЕРН) с невероятной идеи молодого программиста Тима Бернерса Ли при помощи гипертекста попробовать соединить компьютеры в единую сеть для лучшего обмена информации.
О том, сожалеют ли создатели о своем изобретении, почему в Европе боялись американских технологий, кто оплатил первую межконтинентальную компьютерную сеть, можно ли полностью отключить интернет во всем мире и почему "черные лебеди" определяют сегодня развитие информационных технологий, в интервью руководителю представительства РИА Новости в Швейцарии Елизавете Исаковой рассказал Бен Сигал, разработчик компьютерной сети интернет внутри ЦЕРН и один из менторов Тима Бернерса Ли.
— Бен, расскажите, с чего начался интернет в ЦЕРН, откуда появилась такая идея?
— Во-первых, ЦЕРН не изобретал интернет. До создания Всемирной паутины (WWW) технология интернета существовала уже 20 лет. Его создали в АРА (затем ARPA) – агентстве по военно-воздушным разработкам. Но это не был военный проект. Его частью были исследования о создании сети, которая сможет выдержать атаку или разрушение. И это до сих пор правда.
Эта работа началась в 1969 году. Но к началу 1980-х Европа не хотела видеть у себя интернет. Европейцы не любили эту технологию. Она была американской, и они не могли ее контролировать.
В действительности эту технологию изобрели в университетах студенты-выпускники. Это то, что мы называем развитием снизу-вверх. В то время как европейский и международные проекты по созданию международных протоколов передачи информации были очень бюрократическим развитием сверху-вниз. И это не сработало.
Так что в начале 1980-х годов очень мало людей знали про интернет и только в специализированных исследовательских институтах. И в Европе его не хотели. Можно сказать, он даже был запрещен.
Я жил в США 10 лет. И был очень открытым к американским технологиям, в отличие от ЦЕРН. К примеру, компьютеры IBM они закупали через Ирландию, потому что все закупки должны были быть в Европе. ЦЕРН – это европейская организация, и в ней чувствовалось значительное давление, чтобы не закупать компьютеры и комплектующие в США. И они не хотели американскую сеть. Но для некоторых людей, в том числе для меня, было очевидно, что эта технология выиграет, потому что она работала.
— А вы сами тестировали эту технологию?
— Когда я был год в творческом отпуске и когда вернулся в США, я видел эту технологию в Пало Альто и использовал ее для общения со своим другом в ЦЕРН, у которого была связь через удаленный доступ. Так что мы могли отправлять друг другу письма. Так что я знал про технологию протокола, но не детально.
Я вернулся в ЦЕРН в 1978 году и работал над проектом по распределению данных по Европе при помощи спутниковых технологий. В 1983 году у меня появился новый руководитель. Он интересовался тем, что называлось распределенные вычисления. У него были большие мэйнфреймы (большой сервер для сложных вычислений – ред.). Он был главой разработок программного обеспечения в департаменте информационных технологий, но его буквально зацепила тема распределенных вычислений. Так что он ушел со своего поста, взял меня и еще одного молодого программиста, который сейчас возглавляет департамент информтехнологий в ЦЕРН. И мы начали проект под названием "Секция распределенного вычисления".
И первая вещь, которую я собирался делать там, это тесты интернет протокола TCP/IP. Я протестировал американские протоколы вместе с набором протоколов, разработанных корпорацией Xerox (стек протоколов XNS). Последние были очень хороши, более элегантные по сравнению с TCP/IP, но они не были в общем доступе.
Мы пытались соединить различные типы компьютеров в ЦЕРН, провели серию тестов и приняли решение, что будем использовать TCP/IP. И сразу же наткнулись на конфликт с людьми, которые руководили сетями в ЦЕРН. У них были деньги, но они были против нашей идеи, потому что они боялись европейского давления и индустриального давления. Люди не хотели использовать этот протокол, потому что у них были свои, более дорогие технологии, которые продавались в Европе. И вопрос о том, чтобы не иметь интернет, был большой политической проблемой.
Дело в том, что ЦЕРН изначально должен проводить исследования в области физики, а не изобретать нового в нашей сфере технологий. Но внутри ЦЕРН мне все же разрешили создать эту сеть. И мы объединили все компьютеры, большие и персональные. Но сделали это в одиночку, в группе по созданию программного обеспечения, потому что вышестоящие руководители боялись, а непосредственное руководство ЦЕРН не понимало, что мы делаем.
— Но вы объясняли им, что наличие подобной сети будет удобно в первую очередь для них самих?
— Да, нам позволили соединить компьютеры внутри лаборатории. Но я должен был подписать бумагу о том, что я не буду использовать эти протоколы вне лаборатории.
— Они боялись, что информация утечет?
— В Европе была монополия European Postal Telegraph and Telecommunications. И если вы, к примеру, купили телефон, к нему невозможно было ничего присоединить. И в теории нельзя было запустить протокол TCP/IP через их линии. Это были политические вопросы.
Но к концу 1988 года были разработаны новые протоколы, и для людей, которые обладали финансами в ЦЕРН, стало ясно, что их политика не будет работать, в отличие от того, чем занимались мы – создание сети. Это был большой успех.
И в 1989 году, когда ЦЕРН открыл этот вентиль и мы соединились с мировой сетью, стало ясно, что это все будет быстро развиваться.
— Но первая линия связи была все же установлена с США?
— Да. В действительности первая линия связи была оплачена IBM, и в том числе поэтому руководство ЦЕРН поменяло свою точку зрения. Линия связи имела революционную на тот момент скорость в 1,5 мегабита в секунду. Она стоила порядка двух миллионов швейцарских франков в год. И IBM оплатила ее на три года. Но все же это все не было открыто для публики. Мы только проводили исследования.
И тут появился молодой человек, которого я знал до этого и учил его компьютерному программированию. Он работал над неофициальным проектом, используя принципы и программное обеспечение, которые мы изучали. Я заметил его, потому что он был энтузиастом своего дела, приходил, задавал интересные вопросы. И рассказывал о своей идее гипертекста. Но для меня это ничего не значило. Дело в том, что гипертекст уже был на машинах Macintosh и других. Если вы читаете страницу, можно было кликнуть и вас переносило на другую страницу. Но все это было только внутри одного компьютера.
И у этого молодого человека появилась блестящая идея: почему бы не перемещаться в другие компьютеры по сети, которую мы создавали. В теории это была великолепная идея, но для меня ее осуществление казалось невозможным. Я объяснял, что информация на разных машинах закодирована по-разному, даже шрифты не совпадают. Но он сделал это. Это был Тим Бернерс Ли.
— Он сделал все в одиночку?
— Один, сам. Это было его хобби. Это не было приказом или основной работой. Напротив, когда его идея начала воплощаться, руководство опять начало беспокоиться, что их поймают на инвестировании средств в компьютерные технологии, что запрещено и могло привести к сокращению бюджета. И они также не доверяли тому, что выходило из компьютеров.
— Но вы поверили в него и начали с ним работать.
— Напрямую я с ним не работал. Я работал над другим проектом, который заменил все мейнфреймы на кластеры малых компьютеров, которыми все сейчас пользуются. И я заниматься сетевой частью этого проекта, который полностью изменил способы вычислений. В определенном смысле это было даже важнее, чем создание всемирной паутины.
Но я знал Тима. Можно сказать, что мы дружили. Тим время от времени приходил ко мне, задавал вопросы.
Это было стечение невероятных обстоятельств. То, что этот парень появился в ЦЕРН, что у него была эта мечта и силы ее реализовать. И у него до сих пор есть этот драйв. Конечно, он немного разочаровался, как и многие из нас, в том, что произошло с интернетом. Мы объединили мир и все такое…
Бен Сигал, Тим Бернерс-Ли и Роберт Кайо
— Да, идея была в том, чтобы дать людям доступ во все библиотеки мира…
— Да, но не только. Информация – это власть. С политической точки зрения мы думали, что это будет в духе демократии. В определенном смысле это так и есть. Но сегодня мы видим, что это может и причинять вред. Я не люблю этого говорить, но скажу: мы соединили все, в том числе и всякую гадость. И это сложно контролировать.
— Но те, кто создавал порох, тоже создавали его для фейерверков, а не для пушек.
— Ну да. В самом начале, когда я ездил и рассказывал об этой технологии, в том числе в странах, которые про это вообще не слышали, это было здорово. И сегодня в ней есть хорошее и плохое.
Но у Тима до сих пор есть видение. Он работает над системой Solid (проект по децентрализации сети, который нацелен на изменение работы интернет-приложений, перевод их под полный контроль пользователя и улучшение безопасности – ред.). Вы сможете владеть вашей собственной информацией, у вас будет больше контроля и так далее. Но это немного запоздало.
Вы знаете, многие первопроходцы — мы все — удивлялись, должно ли было все произойти именно так. Но я все же думаю, что это было хорошо, и я бы сделал это еще раз.
— То есть это не была ошибка, открыть ящик Пандоры — дать людям интернет?
— То, что мы сделали, было абсолютно естественно – соединить людей. Но связь всегда была политизирована. С самого начала, когда я пришел в ЦЕРН, у меня был маленький проект, который помог бы людям отправлять свои проекты на основной компьютер. Тогда были перфокарты, которые надо было засовывать в картридер. И вам приходилось с пачкой этих карточек приходить в отдельный компьютерный центр, отдавать их кому-то, а потом приходить на следующий день или в другой день и получать распечатку. И если была где-то ошибка, необходимо было заново вставлять карточку, и любой прогресс занимал несколько дней. И когда я пришел в ЦЕРН, я продолжил проект по созданию системы удаленных станций, куда можно было сдавать свои карточки, которые потом перенаправлялись бы к основному компьютеру.
Но я сразу же столкнулся с политическими проблемами. Если центральный компьютер не работает или что-то пошло не так, физики будут ругаться на созданную систему. Часто также основной компьютер выключали, в том числе для обслуживания, но возможности сказать людям об этом не было. И я предложил установить видеокамеру там, где стоит центральный компьютер, которая бы следила за его состоянием. Но глава операционного центра посчитал, что я буду следить за ними.
— А что вы почувствовали, когда впервые вышли в сеть через браузер?
— Я помог Тиму купить машину, на которой он сделал свой прототип. Я убедил его начальника купить ему этот компьютер, потому что он также был нелегальным в ЦЕРН, так как это был американский компьютер фирмы NeXTcube Стива Джобса. Это была очень красивая машина с технически потрясающим софтом. И это была идеальная платформа для осуществления его исследований. Я уговорил одного итальянца, который ее купил, отдать ее.
С помощью этой машины Тим смог создать свой прототип за три месяца. Это было в 1991 году. Причем он сам создал всю систему. Не только программное обеспечение, но разработал имя, формат http (протокол передачи гипертекста – ред.), язык гипертекстовой разметки html. И именно это было потрясающе! Он один решил все проблемы несовместимости компьютеров.
— Он Леонардо да Винчи наших дней. По сути, все, что у нас есть сегодня, связано со всемирной паутиной.
— В каком-то смысле да. Но я хочу вернуться к вашему вопросу – что я почувствовал, когда впервые вышел в сеть. Тим сначала показал мне, как машины могут между собой общаться. Он создал и первый вебсайт, который до сих пор остался в первозданном виде – http://info.cern.ch. Но никто, даже он, не понял, насколько далеко все зайдет.
На тот момент все это работало на машине NeXT. Но был необходим перенос на другие персональные компьютеры. Это было сложно осуществить, а ЦЕРН не давал Тиму ресурсов. К тому же ЦЕРН не хотел присваивать себе то, что получилось, боясь критики, что они занимаются не своим делом. И Тим опубликовал исходный код программы для всеобщего доступа в юзнете (компьютерная сесть в составе интернета для общения и публикации файлов наподобие большого форума, существует до сих пор – ред.).
И в США, в Иллинойсе, сделали на его основе браузер для персональных компьютеров под названием Mosaic. И я очень четко помню, у меня тогда была очень красивая машина, которую мне подарили Silicon Graphics, и на нем был этот браузер. Это был 1994 год. И я показывал людям через Mosaic музей Лувра. У него был потрясающий сайт с картинками.
— То есть, когда вы увидели Mosaic, вы сразу поняли, что это та самая работа Тима?
— Конечно. Они сделали его рабочим для всех персональных компьютеров, в том числе и для моего, который работал на системе Linux.
— Так что вы все же почувствовали? Вы поняли, что будет дальше?
— Да, конечно. Моя жена, которая была против компьютеров, она была в восторге. Стало понятно, что это уже не остановить.
Это способствовало и развитию интернета. Он был в спячке 20 лет. Но к 1991 году было создано интернет сообщество. И к 1995 году мои друзья создали в Женеве подразделение этого сообщества, которое было самым большим в мире – порядка 300 членов. Сейчас его уже нет, но в Женеве, которая не является Силиконовой долиной, но тут есть международные организации, это был показатель огромного интереса. Все это появилось благодаря всемирной паутине, которая стала турбодвигателем для интернета. И все это создал один человек с невероятными способностями.
— Но вы ему помогали.
— Немного. Я был очень горд тем, что я был одним из его менторов. Некоторые вещи, которые происходили на тот момент в ЦЕРН, также помогли ему. То, что мы создали сеть, а я объяснил ему, как это работает. Но вся основная работа была проделана самим Тимом. Это были только его идеи и только его уверенность.
— Каким вы видите будущее современного интернета?
— Я всегда отказываюсь отвечать на такого рода вопросы, как и на технические, потому что сейчас скорость развития мира идет по экспоненте. Когда я начал работать в ЦЕРН, для развития технологии было необходимо порядка пяти лет. Сейчас это занимает полгода. Так что если предсказывать будущее на пять лет вперед, то в 1970-х годах это можно было сделать. Сейчас никто этого не может сделать.
Вы читали книгу Нассима Талеба "Черные лебеди" (о теории труднопрогнозируемых и редких событий, которые имеют значительные последствия – ред.)? Так вот, всемирная паутина была таким "черным лебедем". Как и Google, и Facebook. Никто не мог их предсказать. Когда я впервые увидел Google, я подумал, что такого не может быть, что это просто не может работать. И это сделал русский.
И сейчас никто не может предсказать, что будет дальше. Когда я учил людей по всему миру тому, что такое интернет, никто не мог подумать, что 99% всей почты будет спамом, который надо будет фильтровать.
Так что я не могу предсказать, каким будет следующий "черный лебедь". Но что касается общего тренда, я крайне пессимистичен относительно будущего человечества в целом. Для меня уже чудо, если я не встаю утром и не читаю о том, что ядерный взрыв произошел на корабле в Нью-Йоркском заливе или террористы в очередной раз напали, что может произойти в любой момент.
Я думаю, кибероружие крайне опасно. К примеру, Stuxnet. Он был создан на основе червя в работающей станции Siemens. И мы нашли его в ЦЕРН и связались с компанией Siemens. Но в компании вначале начали отрицать, что такая проблема существует, и потянулись месяцы согласований для ее решения.
Так что существует очень много опасностей. И очень грустно, что человеческий мозг, блистательный в одних вещах, не может ничего с этим сделать. И даже если вы найдете решение, вы столкнетесь с проблемой его внедрения.
— Но возможно ли приручить эту стихию?
— Да, я думаю, решение возможно. Это должно быть сделано открыто, собрать большое количество умных людей для решения вопроса. Проблема заключается в том, что, помимо умных людей, существуют еще и злые люди, которые стоят над ними. И это проблема, для которой тоже надо найти решение. Но из-за экспонентной скорости развития у нас очень мало времени.
Было бы хорошо, если бы появилась такая международная структура с участием умных людей, которая бы получила политическую поддержку и поработала над этой проблемой.
— А можно ли технически отключить весь интернет по всему миру?
— Россия собирается проводить эксперимент по отключению от основных роутеров, большинство из которых находится в США. Согласно эксперименту, будет использована собственная система роутеров. И если США отключат свои, интернет в России все еще будет существовать.
Интернет был создан так, чтобы использовать резервные соединения. Так что его сложно убить, но возможно.
Реальной проблемой будет ядерный взрыв в космосе, на большой высоте, который не приведет к гибели людей, но который приведет в негодность электронику и системы передачи связи. Об этом известно давно, и я уверен, что все способны это сделать при наличии угрозы. Ну и, конечно, самый крайний вариант отключения интернета – это отключить все человечество. То есть обмен ядерными бомбами.
Но без уничтожения мира полностью отключить интернет сложно, потому что, как я сказал, интернет был создан, чтобы работать при помощи различных источников. И пока есть радиосигнал, кабель, лазер, вы можете общаться через эти протоколы. Но все же можно нанести значительный урон. Пару лет назад я не думал, что одна страна может успешно фильтровать интернет. Но это возможно. В Китае, к примеру, полностью запрещен Google.
— А как вы оцениваете прогресс российских математиков и программистов в интернет-области?
— Google был создан русским Сергеем Брином. Я глубоко восхищаюсь российской традицией математики, образования и науки. Что касается интернета, они очень медленно с ним знакомились, в том числе по политическим причинам. Но российские математики, как и музыканты, лучшие.
— То есть можно ожидать "черных лебедей" из России?
— Хорошая идея, почему бы и нет. Я думаю, китайцы также на это способны. Мы живем в век Китая. Не так давно все говорили, что китайцы все воруют, но теперь это совсем не так.
— Мы в России говорим, что русские долго запрягают, но быстро едут. Видимо, это может описать наш подход к интернету.
— Да. Российскую науку много лет игнорировали по политическим причинам.