Среди имен номинантов на получение премии Британской академии кино и телевидения (BAFTA), помимо Андрея Звягинцева, значилось еще одно русское имя. Короткометражный фильм режиссера Вики Евдокименко "Аамир" о курдском мальчике, оказавшемся в полном одиночестве в лагере беженцев во французском Кале, значится как британо-американский, однако сама 32-летняя режиссер родилась в России. О том, как она оказалась в Кале, что в фильме основано на реальных событиях, а что является вымыслом, о работе в Британии и США, надежде принять участие в Московском международном кинофестивале и будущих проектах Вика Евдокименко рассказала в своем первом русскоязычном интервью старшему корреспонденту РИА Новости Марии Табак.
— Вика, мы с тобой знакомы с юности, но нашим читателям нужно объяснить, как ты с твоим именем и родным русским языком стала режиссером американо-британского фильма.
— Я жила в России до 6 лет, в 1991 году, после развала СССР, мои родители уехали в Северную Ирландию, там жили наши друзья. У нас тогда особенно не было денег, так что выбирать не приходилось. В Белфасте мы прожили год, потом уехали на Мальту, до 11 лет я жила там, а оттуда поехала в школу-пансион в Англию, и с тех пор была в англоязычной среде. Училась в Кембридже, работала в киноиндустрии, а потом в 25 лет уехала учиться в киношколу в Америке. Отучившись четыре года в Америке, я стала работать между Америкой и Англией. Фильм "Аамир" — мой выпускной проект. Он был снят частично в Кале, частично — в Англии. До этого я сняла шесть короткометражек, но менее масштабных и менее политических. Мы работаем вместе с мужем, англичанином Оливером Шустером, сценарий "Аамира" тоже писали вместе.
— Как вообще вам, живущим между Нью-Йорком и Лондоном, пришла в голову идея взять и поехать в Кале?
— Это была первая половина 2016 года, и ты помнишь, что в СМИ тогда много говорилось о кризисе с беженцами, о Кале, тема была скандальная, вокруг нее ломались копья. Нам показалось, что было бы важно туда поехать и своими глазами увидеть, что там происходит. С одной стороны, хотелось чем-то помочь и принести реальную пользу, а с другой — мы же киношники и мне казалось, что мы можем помочь в решении проблемы, сняв о ней фильм. И вот мы взяли и поехали волонтерами.
— И тогда вы познакомились с мальчиком-прототипом главного героя? В титрах "Аамира" указывается, что фильм основан на реальных событиях.
— Да. Дело было так. Мы работали в Кале две недели, потом возвращались регулярно в течение полугода. Я паковала продуктовые наборы, а у Оливера хорошие руки, так что он там работал плотником. В какой-то момент произошел большой шторм, снесло кучу крыш и он с ребятами из его волонтерской группы ходили чинить палатки. И вот к ним подошел мальчик, афганец, ему было где-то 13 лет, он был в очень плохом состоянии, у него были очень красные глаза, он явно не спал много ночей и был в истерике. Ему просто нужна была дверь, чтобы защититься от внешнего мира. Он был в настолько плохом состоянии, что стал угрожать команде волонтеров ножом для резки бумаги. К счастью, глава волонтерской группы был очень опытным, он уже сталкивался с подобными ситуациями. Он смог спасти положение, положил мальчику руки на плечи, успокоил и объяснил, почему они не могли ему помочь раньше. А не могли, потому что лагерь был волонтерский, ресурсов было мало и стройматериалы шли главным образом на крыши. Когда Оливер мне рассказал об этом, я содрогнулась: почему у мальчика в Европе, в 21 веке нет двери, чтобы он мог защититься?
— Так дверь ему в итоге сделали?
— Дверь сделали.
— То есть он не поджигал палатку, как он сделал в конце фильма?
— Нет. Мы решили не основываться только на истории этого мальчика, а чуть-чуть обобщить. Мы много раз возвращались в лагерь, видели много ребят в этой ситуации, кому-то было 12, кому-то 16 лет, из Судана, из Эфиопии, из Афганистана, из Ирака, из Сирии. И мы обобщили историю чуть-чуть. А что касается сжигания, ты помнишь, в телевизионных новостях было много про пожары в Кале. И действительно, пожары там бывали часто, беженцы в знак протеста против действий полиции, которая просто пыталась все снести, сжигали палатки. То есть для меня идея костра — это знак протеста, и мы старались так это преподнести, что этот мальчик уже не знает куда податься, он в таком отчаянии, что оно уже перерастает в гнев. И фильм о том, как отчаяние перерастает в гнев, пока на микроуровне, но может выйти и на макроуровень. Если мы не будем решать как-то эту проблему, к нам просто вернется гнев.
— А что случилось с тем, реальным, мальчиком?
— Мы не знаем, мы больше никогда его не видели. В лагере люди постоянно менялись, мы почти никогда не встречали тех же людей, что были, в каждый новый приезд.
— У тебя в фильме мальчик — не афганец, а курд.
— Да, изначально мы хотели найти актера на главную роль в Кале, но быстро поняли, что это будет неправильно: дети и так столько пережили, им просто не до нас. Поэтому мы решили, что будем искать актера в Лондоне. Алан Асаад — курд, и он говорит на курманджи, поэтому мальчик у нас из афганца стал курдом.
— Мне показалось, что волонтер Кейтлин, с которой Аамир связывает последние свои надежды на что-то хорошее, похожа на тебя. Это случайность?
— Это, наверное, что-то подсознательное, но я стараюсь вводить в фильмы больше женских персонажей, потому что считаю, что их в кино недостаточно. Ну и мне психологически легче снимать про женщин.
— В фильме есть явный политический посыл, нет?
— Конечно! В 2016 году Британия согласилась к 2020 году принять три тысячи детей-беженцев. На данный момент приехали несколько сотен из 170 тысяч (это статистика ЮНИСЕФ) детей, прибывших в Европу без родителей. Это же капля в море! Британия могла бы сделать больше. Если не решать проблему сейчас, потом она аукнется гораздо серьезнее.
— Кто финансировал проект?
— Один американский фонд, ассоциация иностранной прессы Голливуда, моя нью-йоркская киношкола, друзья и родственники. Съемки продолжались неделю.
— Планируешь ли ты премьеру фильма в России?
— Пока премьера была только в Лондоне, планирую показать фильм в Америке. А в России я подала заявку на Московский кинофестиваль и сейчас жду от них ответа. Было бы здорово.
— Как прошла твоя первая церемония BAFTA?
— Я никогда не была на таком масштабном светском мероприятии, познакомилась со Звягинцевым, было очень здорово. Столько звезд, людей, про которых я читаю, чье кино я смотрю, просто потрясающе.
— Ты не очень расстроилась, что не выиграла премию?
— Ну ничего, в следующий раз. Я смотрела, кстати, короткометражки, и почти все были посвящены социальным проблемам, а жюри выбрало самый нейтральный фильм ("Ковбой Дэйв" Колина О'Тула — ред.) В целом, мне кажется, люди не очень любят острые социальные темы, не хотят они слышать про беженцев, они хотят, чтобы их развлекали. И это надо иметь в виду.
— Работа над следующим фильмом уже ведется?
— Да. Мы с Оливером пишем первый полнометражный проект. И он про отца и дочь, у которых разногласия по многим вопросам, и вот как-то днем они оказываются вдвоем в такси. Все герои — разные типы иммигрантов. Отец — очень могущественный, богатый эмигрант из России в Америке, но у него есть паспорта всех стран. Он очень консервативен. Дочь — очень либеральна, ее волнуют все социальные проблемы.
— Слушай, как-то очень автобиографично получается, нет?
— Конечно. Это все про отношения с моим любимым папой. Ну так вот, дочь — типичная либералка, но, к сожалению, в этом мире она мало что может изменить. И еще ей нужно, чтобы отец выступил в роли спонсора грин-карты для ее жениха — чернокожего кубинца. И есть еще один герой — водитель-азербайджанец, он иммигрант из рабочего класса. Это комедийная драма о том, как они все пытаются договориться. Но на макроуровне это история о том, что каждый из нас живет в своем медиапузыре и мы не слышим друг друга. Мир горит, а мы зацикливаемся на себе и своих узких представлениях.