Что происходит в мировой экономике? Будет ли вторая волна кризиса? И как это может отразиться на России? На эти и другие вопросы журналисту Ирине Ясиной отвечает Владислав Иноземцев, доктор экономических наук, директор Центра исследований постиндустриального общества.
Вторая волна кризиса, или Что ждать России?
Ирина Ясина: (И.Я.): Что происходит в мире? Что происходит в мировой экономике? Об этом мы сегодня поговорим. Абсолютно всех волнуют эти вопросы: что будет с долларом, что будет с евро, что будет с рублем на фоне этой ситуации? Будем ли мы, Россия, играть роль активную или мы просто займем место в ситуации, когда одни страны рулят, другие к этому приспосабливаются? Мне очень интересно узнать, что по этому поводу думает известный экономист Владислав Иноземцев. Что происходит? Это вторая волна кризиса или это что-то глобальное, что-то новое, что мы еще не вполне понимаем, что происходит? Это какой-то тектонический сдвиг в системе мирового хозяйства?
Владислав Иноземцев (В.И.): Пока, я думаю, рано говорить о том, что это тектонический сдвиг. Я думаю, пока мы присутствуем при том, что называется второй волной кризиса, хотя есть некоторые условности. То, что мы видели в 2008-2009-х годах - это было типичное проявление кризиса в связи с биржевой паникой, в связи с гигантской переоценкой активов, в связи с огромным умножением количества денег через различные производные инструменты. В результате, цены на многие активы шли вверх абсолютно неправдоподобным образом. Как следствие, мы видели спад сначала на рынке недвижимости и по всей цепочке крахи или близкие к банкротству банки, резкое падение фондовых индексов, и так далее. Фактически, в данной ситуации, за этим кризисом стояла действительно разбалансировка всей системы капиталистического хозяйства. И единственным возможным вариантом исправить эту ситуацию было реально обанкротить большое количество предприятий и компаний и допустить серьезный экономический спад, и затем начать восстановление с приведением потребления в нормальные рамки. Потому, что оно было крайне завышено. Государства во всем мире не пошли на это. Они вкачали в экономику огромное количество денег и фактически спасли большую часть тех предприятий, которые входили в этот кризис, не допустив ни структурной перестройки, ни банкротства крупных институтов.
И.Я.: Вот смотрите: государства продолжают вкачивать, а кризис возвращается.
В.И.: На самом деле, нет. Тот кризис, о котором шла речь в 2008-м году, не возвращается.
И.Я.: Хорошо, другой. Но от этого не легче.
В.И.: Задается, собственно говоря, самый главный вопрос: легче или нет. То, что сейчас приходит – это уже перенапряжение сил не потребителей, которые потребляли в кредит, не корпораций, которые вкладывались в сомнительные инвестиционные проекты, а это уже кризис государственных финансов, когда государство, вложив эти огромные средства в восстановление экономики, не получают соответствующие бюджетные доходы.
И.Я.: А те кризисы кончились?
В.И.: Те кризисы, я полагаю, кончились, потому что мы видим восстановление хозяйственной активности. Мы видим, допустим, прогноз по Германии, который вышел сегодня, относительно того, что немецкая экономика будет устойчиво расти на уровне 2-3% в год в ближайшие годы, опираясь и на собственную платежеспособность спроса и на спрос в Азии. Американская экономика тоже, в общем-то, вышла из кризиса. Мы не видим сейчас рецессии. Мы видим высокую безработицу, мы видим низкие доходы бюджета, огромные траты, которые поддерживают сложившуюся систему. Для того, чтобы каким-то образом дальше идти вперед, нужно понять, сможет ли экономика обходиться без государственной поддержки. Ответ – нет, не сможет.
И.Я.: Значит, что будет? Будет огромная волна инфляции.
Кризисная развилка для России: что страшнее - рецессия или инфляция?
В.И.: Вы сказали то самое слово, которое я и предполагал сказать. На самом деле, здесь есть развилка. Либо мы не допускаем инфляции, сдерживаем расходы бюджета, как это сейчас начинают делать, и экономика рушится в рецессию подобно тридцатым годам. Либо мы допускаем инфляцию, разгоняем экономику, уничтожаем склонность к сбережению. Те средства, которые находятся сейчас на счетах корпораций в США – это полтора триллиона долларов – выходят в экономику. Спрос разогревается, потому что люди понимают, что надо покупать, а не сберегать. Ставки остаются очень низкими, основные валюты девальвируются потихонечку на темп инфляции, государственный долг обесценивается. В этой ситуации, я думаю, лет 8-10 такой политики, и проблема долга будет в существенной мере решена.
И.Я.: И накопления, видимо, тоже в это время растают.
В.И.: Собственно говоря, их нет. Нечему таять. Здесь нужно, чтобы таял государственный долг, а не накопления.
И.Я.: И у Германии, и у Америки в равной мере государственный долг?
В.И.: Да, я думаю, что в зоне евро и в Америке, может быть, в Америке чуть более быстрыми темпами он должен сокращаться, но на сегодняшний день, если мы смотрим на еврозону, если мы смотрим на Соединенные Штаты, то уже в Соединенных Штатах объем долга - порядка 92% государственного ВВП, в еврозоне – это, по-моему, хорошо за 76%. То есть, по сути, это уже сопоставимые величины. Да, он должен быть уменьшен хотя бы вдвое.
И.Я.: Что будет с нами на этом фоне?
В.И.: Еще раз хочу сказать, что вариант раскручивания инфляции я бы оценивал, как абсолютно не очевидный.
И.Я.: То есть, есть другие пути?
В.И.: На самом деле, вы же замечательный экономист, вы прекрасно представляете себе ментальную обстановку в западных экономиках, и ничто так не сплачивает современных экономистов, как борьба с инфляцией. Поэтому я могу подозревать, что вот эта твердолобость закончится тем, что мы войдем в очень жестокую рецессию, лишь бы не запустить механизм инфляционного роста.
И.Я.: Я начинаю дальше экстраполировать. Ведь если мир войдет в рецессию, упадут цены на энергоносители, и будет несладко нам. Если мир решит поиграть в инфляцию, тогда мы в шоколаде. Правильно?
В.И.: В целом, да. По сути дела, так как я все-таки считаю, что хотя вариант с инфляцией не очевиден, но он, на мой взгляд, чуть выше пятидесяти процентов, то я вполне могу предположить, что российская экономическая ситуация в ближайшие 5-7 лет окажется не слишком плохой.
И.Я.: Но мы, тем не менее, заложники, своей роли мы тут не играем.
В.И.: Безусловно. Мы не можем тут ничего конкретного предложить. Рубль не играет серьезной роли в мировой финансовой системе, потому что он неконвертируемый.
И.Я.: Нет, он конвертируемый, но внутренне.
В.И.: Да. Я имею в виду, что если та же самая Австралия или Канада - их валюты очень серьезным образом зависят от мировой конъюнктуры - когда люди боятся вкладываться в активы в американских долларах или в евро, они уходят в так называемые ресурсные экономики, сырьевые экономики, в валюты сырьевых стран. Но, извините, в рубль не уйдешь. И тот момент позитивный, который мы видели на примере роста курса австралийского доллара и канадского доллара в последние месяцы, в рубле не появился. Мы видели, наоборот, при первых признаках встряски падение. Чего совершенно не было в Австралии и в Канаде. То есть, по сути, мы не можем здесь воспользоваться какими-то регулирующими факторами с мировыми рынками, потому что мы от него отрезаны.
Прогноз Владислава Иноземцева: "Мировой спрос на нефть не рухнет, а вот цены могут упасть"
И.Я.: А когда мы поймем, какой путь выбрали те самые западные страны?
В.И.: Я думаю, мы поймем реально к концу следующего года. Не раньше.
И.Я.: То есть, это 2012-2013-й год. А до этого в каком состоянии все будет?
В.И.: До этого они будут искать некие полиативные решения. Я думаю, что периодически рынки будут в них разочаровываться, и встряски, которые произошли две недели назад, будут повторяться с регулярностью не реже раза в квартал. Посмотрите, что делают, например, европейцы. Попытки на мой взгляд, безнадежные абсолютно попытки, европейских политиков сводятся сейчас к идее объединить все долги стран еврозоны. На самом деле, это абсолютно не рыночные и во всех отношениях совершенно несправедливые предложения, которые, конечно, не будут приняты. Это мертворожденное предложение. Я в свое время, два года назад, когда еще тот кризис был в разгаре, когда Жак де Лор, уже сейчас вполне преклонных лет человек, бывший председатель еврокомиссии на протяжении двух сроков, он предлагал совершенно другую революционную меру. Он предлагал фактически выпуск новой бумаги от имени всего Евросоюза. И это, конечно, решало бы проблему. То есть, если Евросоюз, как суверенный заемщик, как единая система все-таки определенным образом внушает доверие, можно выпустить, допустим, на триллион или на два триллиона евро бумаг от имени Евросоюза, получить под достаточно низкие процентные ставки деньги, и эти деньги через бюджет Евросоюза перераспределить в выкуп, допустим, обязательств Греции или Португалии. Погасить кризис там, снизить ставки, нормализовать ситуацию. Тем самым, фактически, получив по новым облигациям деньги под 3%, вы отдаете грекам под 4%, получаете прибыль. И вы не залезаете в карман конкретно к немцу, испанцу или голландцу.
И.Я.: Ну, в общем-то, залезают.
В.И.: Нет, дальше мы скупаем их долги, мы выплачиваем все инвесторам. И дальше мы уже обсуждаем с греческим правительством и Еврокомиссией, как вы будете нам платить в течение десяти лет. Вы платите нам, а мы платим инвесторам. Но мы не хотим с вас брать 30% годовых. Мы готовы получить с вас 4%. Это нормальные условия. Это фактически рассрочка. Здесь существует вариант, который не вызывает увеличения долговой нагрузки на немцев, например.
И.Я.: Но, тем не менее, кажется, по крайней мере, с нашей российской стороны, что Евросоюз сейчас повторяет историю с нашими регионами. Есть дотационные, и есть те, которые зарабатывают себе на жизнь сами.
В.И.: Это, конечно, очень плохая аналогия. Она не повторяет. В данном случае, объем прямых дотаций достаточно невелик. А бюджет Евросоюза составляет около одного процента ВВП ЕС. То есть, на сегодняшний день, это порядка двухсот миллиардов долларов в год, или сто сорок миллиардов евро. И он тратится на вполне четкие программы. Это инфраструктура и строительство, сельскохозяйственная политика и поддержка отстающих регионов. То есть, безусловно, есть дотации, как и в российской ситуации, но они не могут решить проблемы, безусловно.
И.Я.: Предположим худшее. Страны выбрали путь не инфляционный к концу 2012-го года. Рушатся цены на нефть и на прочие энергоносители, и на металлы, как мы видели в кризис 2008-го года. Может, они падают еще сильнее. Что будет с нами?
В.И.: Я не думаю, что они падают сильнее. Те же самые проблемы Греции и Португалии, как ни крути эту тему - это проблема периферийных государств. И даже если взять Грецию, Португалию и Ирландию, даже если взять Испанию, то я думаю, что остановка полная промышленности в этих государствах не сократит объема мирового потребления нефти существенно.
И.Я.: Нет, ну если страны выберут в 2012-м году не инфляционный путь.
В.И.: Это значит, что эти страны совершат дефолт, они выйдут из зоны евро, промышленное производство там упадет на 30%, но, в любом случае, даже в той ситуации, мировой спрос на нефть не рухнет.
И.Я.: Хорошо, а американская экономика? Ведь если она пойдет по пути закручивания гаек…
В.И.: Я полностью согласен. Я единственное хотел возразить этой идее, что цены могут упасть ниже, чем в 2008-м году. Вряд ли. Я думаю, что мы вполне можем увидеть в плохом варианте развития событий уровень 55-65 долларов за баррель.
И.Я.: Но, по-моему, для нашего бюджета это смертеподобно.
В.И.: Это жестокое испытание. На самом деле, в этом отношении нам нужно разрабатывать каждый бюджет, не только думая о том, как распределить доходы, но и нам нужно понимать, каким образом мы будем его резать в случае чего, по каким статьям.
И.Я.: У меня такое ощущение, что мы совсем об этом не думаем.
В.И.: Абсолютно. На самом деле, стабильность нынешней российской власти, по большому счету, не испробована никакими серьезными кризисами. Потому, что проба ее на прочность возникнет тогда, когда потребуется действительно на 15-30% сократить бюджетные расходы и посмотреть, каким образом эта власть переживет хотя бы один-два года таких сокращений.
И.Я.: Ну, у нас достаточно большие государственные резервы.
В.И.: Они не слишком большие, на самом деле. Они большей частью растрачены. Мы видим сегодня Резервный фонд, который сократился со ста шестидесяти миллиардов долларов до сорока пяти. И мы видим Фонд национального благосостояния, в который, в общем-то, залезать не надо.
И.Я.: Куда же ушли эти деньги?
В.И.: Они ушли частично на поддержание рубля, частично на поддержание крупнейших корпораций, на всякого рода программы по поддержанию промышленности. На "АвтоВАЗ", на программу выкупа автомобилей, и так далее. Они много куда ушли. Это большая проблема. Но де-факто их нет. Они ушли, опять же, на покрытие дефицита бюджета, который был связан с повышением зарплат и пенсий. Даже в условиях кризиса они же росли постоянно. И расходы бюджета в 2009-м году выросли, пожалуй, самыми быстрыми темпами за последние годы, что не слишком требовалось. Потому, что именно в 2009-м году значительная часть населения, на мой взгляд, была готова смириться с тем, что их доходы не будут расти. Но правительство хотело, чтобы всё было хорошо, и действовало по своим собственным методам.
"Кризиса масштаба 2008-2009-го годов в ближайшие два-три года мы не повторим"
И.Я.: Вот, смотрите, сейчас идет предвыборный год. То есть, как бы ни наращивались расходы, это все объясняется именно тем, что впереди выборы, хотя я совсем не понимаю, почему надо в нашей стране, где исход выборов, вообщем-то, очевиден, списывать все на предвыборный год, и типа мы покупаем избирателей. Но ок, ладно. Есть ли надежда, что после выборов начнется какое-то экономическое оживление в смысле экономического роста – для того, чтобы его начать, нужно провести какие-то существенные вещи в самой экономике…
В.И.: Я не вижу пока очень сильного наращивания расходов. Если посмотреть даже на динамику потребительских расходов, я не вижу наращивания расходов бюджета. Если посмотреть на то, сколько люди тратят, то мы увидим, что их расходно-текущее потребление за последний год не слишком-то выросло, то есть, люди опасаются, боятся, и, более того, значительная часть тех расходов, которые предпринимает государство, до людей не доходит.
И.Я.: Я имела в виду пенсии, например.
В.И.: Опять-таки, одно-два повышения пенсий в год, на мой взгляд, не разрушает.. Я думаю, что пока расходы не растут так катастрофично, как можно было бы предположить. В действительности, я так понимаю, что правительство осознает, что покупать избирателей не надо, и здесь ситуация не является абсолютно критической, вопрос заключается в том, что никогда не рассматривается какой-то возможный ход обратно.
И.Я.: То есть, мы можем ожидать после выборов весенних президента какого-то сумасшедшего совершенно порыва начала какой-то реструктуризации?
В.И.: Не-не-не, а с чего?
И.Я.: Считается, что новый выборный цикл развязывает руки политикам, и они могут сделать то, что не могли сделать перед выборами.
В.И.: Я сильно в этом сомневаюсь. Я думаю, что они могут сделать все, когда хотят, в любое время для них удобное. Другая ситуация, что они не собираются ничего делать. Я думаю, что катализатором может быть не конец выборного цикла, а что-то связанное с внешним кризисом. Пока его не будет, а я, в действительности, не жду его в ближайшие годы, серьезного, могут быть биржевые потрясения, могу быть падения котировок, но это настолько мелко на фоне нефтяных и газовых цен, что даже не стоит особого внимания. Я думаю, что фундаментального кризиса даже масштаба 2008-2009-го годов в ближайшие два-три года мы не повторим.
И.Я.: А что нужно сделать все-таки в экономике, если вообразить себе ситуацию: есть карт-бланш, если бы Вы могли посоветовать кому-то, президенту следующему, что сделать, чтобы ожидая этих мировых потрясений, быть к ним готовыми?
В.И.: Я думаю, если мы посмотрим на историю последних лет двадцати, мы увидим, что наиболее удачно кризис сейчас переживают те страны, которые достаточно активно включились в мировое индустриальное производство. Тот же самый Китай активным образом идет вперед, в первую очередь, потому, что, не тратя огромных средств на наукоемкие разработки, он имеет возможность их использовать, пусть с интервалом в два-три года, когда они немножко устаревают, но при том, он производит огромную добавленную стоимость в индустриальном секторе, и, как мы видим, растет темпами несоизмеримыми с США. Я думаю, что если ориентироваться на ускоренный рост, то это, безусловно, максимальное присоединение к Европе как мощная индустриальная база на востоке Европейского Союза, то есть, фактически заменить, стать для Европы тем, чем Китай стал для Соединенных Штатов. Естественно, возможны какие-то другие варианты. Возможно очень серьезное развитие той же самой нефтяной сырьевой отрасли, чтобы Россия стала поставщиком сырья в любой кризисной ситуации, абсолютно надежным партнером для западных стран.
И.Я.: Сырья, сырой нефти, или в какой-то степени переработки?
В.И.: На самом деле, если Вы видите последние события, которые происходят, и изменения в пошлинах на экспорт нефти с 1-го октября, то, на самом деле, правительство активным образом, максимально дестимулирует переработку. То, что оно раз за разом отходит от идеи более жестких стандартов топлива и переработки, на самом деле, на переработке ставит крест.
И.Я.: Это осмысленный шаг?
В.И.: Не важно, осмысленный или нет, он повторяется не раз и не два. Мы видели поведение…
И.Я.: Ну, то есть, это от собственной слабости, от невозможности претворить в жизнь идею или?
В.И.: Нет, я думаю, это от слишком серьезной связки между государством и бизнесом. Тем самым, государство идет даже не на поводу у бизнеса, оно идет на поводу у собственных интересов, потому, что этот бизнес представляет оно само.
И.Я.: Другими словами, пока все хорошо, ну и пускай будет так, а наперед мы не смотрим?
В.И.: Мы никогда не смотрели.
И.Я.: Ну уже пора научиться.
В.И.: Зачем?
И.Я.: Чтобы жить дальше лучше, чем мы живем сейчас.
В.И.: Аллюзии могут быть не очень приятными, но, по большому счету, такое проектное сознание и видение перспективы возможно либо среди очень патриотической элиты, либо в реально закрытой стране, потому что когда большая часть имущества, активов, состояний уже давно не здесь, то зачем так сильно печься о том, что мы здесь имеем?
И.Я.: Другими словами, то, что Вы говорите, это приговор? Если элита, принимающая решения, не печется о том, что здесь происходит, а в мире, скорее всего, будут вполне себе ожидаемые катаклизмы, как мы можем быть к этому готовыми?
Рациональное поведение, или Как выживают российские предприниматели
В.И.: Мы к этому не готовы, но я еще раз хочу вернуться к теме. Понимаете, мы можем либо слушать наших лидеров, либо смотреть на те конкретные явления, которые мы видим в экономике. И когда нам рассказывают про реформу и серьезным образом улучшения юридического климата в стране, то для меня это чистое сотрясение воздуха потому, что фактически сегодня, когда там порядка 70% повышенности активов .. из оффшора, то проблема для серьезных людей уже решена. Они судятся в Лондоне, на Кипре, в Европе…
И.Я.: То есть, нам даже не нужно судебную систему трогать?
В.И.: На самом деле, они решили этот вопрос. То есть, то, что они решают ее здесь, просто показывает очевидные вещи: то, что она им не нужна. Она нужна для предпринимателей средней руки.
И.Я.: Боже мой, ужас.
В.И.: Согласитесь, зачем им, если проблема решена? Проблема всегда гложет людей, когда она затрагивает их интересы. Вы слышали, чтобы компании ранга, даже не "Роснефти", а каких-то торговых сетей судились в наших судах? Нет, они судятся по месту регистрации собственности. Второй момент, опять-таки, если вы видите, что налог на дивиденды у нас меньше, чем налог на прибыль, и чем даже налог на частные доходы (нигде в мире нет налога на дивиденды меньше налога на доходы), у нас налог на доходы 13%, а налог на дивиденды 9%, а второй феномен: у нас налог на дивиденды российских акционеров 9%, а иностранных – 5%. Тогда что вы имеете в виду? Значит, вам не нужно быть российским акционером. Поэтому он абсолютно легален и, более того, рационален. То есть, власть сама, через законодательство, создала механизм, когда этот вывод является единственным рациональным вариантом. Почему мы должны винить бизнесменов за то, что они бегут из страны? Они сами создали такие законы, они их выполняют.
И.Я.: Такая ситуация. "Мы не особо заботимся о реформе армии, потому что наши дети все равно в ней не служат. Мы не заботимся о реформе здравоохранения, потому что наши жены все равно ездят рожать там в Швейцарию". Да, так получается?
В.И.: Это практика, на самом деле. Так происходит. И я не склонен здесь кого-то винить и считать, что здесь есть какой-то злой умысел.
И.Я.: Рациональное поведение.
В.И.: Абсолютно рациональное поведение. Ито есть, предприниматели, которые приходят в эту систему, которые раньше существовали в ней, приспосабливаются к изменениям, они реально делают все абсолютно разумно, и многие предприниматели, которые действительно настроены вполне патриотично, которые занимаются главным бизнесом здесь, например, крупный строительный бизнес, которые не воруют, которые строят новые предприятия, там, цементные, кирпичные заводы, строят в крупных городах массовое типовое жилье, продают его на рынок, все равно, эти компании не в России, но что в этом плохого? Точнее, что в этом противоестественного?
И.Я.: Нет, плохого ничего.
В.И.: Люди приносят России пользу, они приносят прибыль, они платят налоги, они занимают десятки тысяч людей и делают много полезного.
И..: Но судятся они не тут.
В.И.: Да, но для чего пытаться внушить людям нерациональное поведение?
И.Я.: А тогда, может быть, вообще суды ликвидировать? Всех переподчинить куда-нибудь. Я не знаю, так ли сейчас в Индии, но не так давно еще было, что верховное решение все равно было за Королевским судом в Лондоне.
В.И.: Я не могу судить по поводу Индии. Нет, я не думаю, что можно быть таким радикальным…
И.Я.: А что, здорово.
В.И.: Это, конечно, интересно.
И.Я.: Представляете, какие бы дела решились.
В.И.: В этом отношении я вполне приветствовал бы вариант, связанный с тем, что, допустим, мы в течение нескольких лет, конечно, это не может быть сделано завтра, но хотя бы на интервале до двадцатого года, не по уголовной практике, мы чисто по хозяйственной практике вводим законодательство ЕС и переносим, соответственно, последнюю инстанцию суда, которая имеет возможность разрешать не суд в Страсбурге по правам человека, а вот именно Европейский суд, который разрешает все хозяйственные споры в Европейском союзе. И фактически, на правах ассоциаций и свободно присоединившегося государства, Россия делегирует определенные полномочия. Это возможно. Но понятно, что в этом нет никакого интереса. Потому что это все-таки серьезная потеря суверенитета.
И.Я.: … о котором мы печемся.
В.И.: Да, но есть радостные новости. Ведь то законодательство тоже влияет на нас. Например, в совете директоров той компании, где я состою, не так давно были проведены специальные консультации, по сути дела, семинары. Наши и не только наши юристы докладывали о том, как мы должны себя вести, потому что вступил в Соединенном Королевстве закон с 1 апреля 2011 года. И, соответственно, все члены советов директоров компании, которая может быть уличена в любой взяткодательной деятельности в Российской Федерации, могут сидеть в тюрьме в Англии. Этот момент тоже не надо сбрасывать со счетов.
Власть как бизнес: экономическое руководство корпорации "Россия"
И.Я.: Последний вопрос. Вот эти самые законы, эти самые налоги, как налогообложение прибыли и дивидендов, например, они не очевидны тем, кто принимает решения на самом верху и так много говорит о национальных интересах, о суверенитете и так далее? Я понимаю, что это риторический вопрос. Но они не понимают? Им надо объяснить, что это дестимулирует предпринимателей работать здесь и быть тут акционерами, а не там?
В.И.: Дестимулирует ли?.. Да, приоритеты меняет. Но, я думаю, что эти законы приняты, исходя из мировоззрения самого руководства. Поэтому я думаю, что они всегда, принимая те или иные законы, задним взглядом смотрят на самих себя, что происходит с ними, с их бизнесом и с их интересами. Это, в данном случае, появление их коммерческих интересов, которые есть практически у всех представителей российской власти. Проблема не в том, смотрим мы на Запад или смотрим мы сюда, проблема в том, что власть действует как вид бизнеса. И пока вот эта связка не будет каким-то образом разорвана, каких-то серьезных подвижек, с точки зрения превращения России в актора мировой политики, не произойдет. Потому, что сегодня наше правительство, в отличие от других правительств, работает фактически как экономическое руководство корпорации "Россия". А как экономический субъект мы подчинены мировой политике. Мы не стали политическим субъектом.
И.Я.: Вот такое феодальное право. Недаром говорят, что мы - наследники Византийской империи. Это было феодальное или даже античное государство. Мы пока далеко не продвинулись. А надо бы. Уже пора. Уже двадцать первый век. Уже впереди серьезные экономические и политические, наверное, кризисы. И нужно быть к ним хоть как-то готовыми.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
