Захар Виноградов, РИА Новости
В те дни, когда в Москве объявили о создании ГКЧП, а потом строили баррикады и защищали Белый дом, в Магадане было жарко.
Время имеет значение
Огромное расстояние, сообщение с большой землей — только авиационное. И еще разница во времени в 8 часов. То есть, когда в Москве люди только отправлялись на работу, мы уже заканчивали рабочий день.
Надо заметить, что в Магадане жили довольно образованные люди, почти 60% населения города — с высшим образованием. Кочегарами и дворниками здесь часто работали кандидаты наук, бывшие педагоги, писатели и художники. После закрытия лагерей ГУЛАГ в 1967 году многие бывшие политзаключенные остались жить там. Немало было и тех, кто приезжал туда за северным рублем, за романтикой и свободой, граница которой была, как нам тогда казалось, именно здесь — в Магадане. Потому что дальше Магадана не сошлют.
Здесь мы и выпускали еженедельник "Восток России", который расходился от Тихого океана до Урала, немалым даже для тех времен тиражом.
Что мы теряли
Почти каждую пятницу, после подписания очередного номера в печать, мы всей редакцией и ехали на Колчаковский ключ. На берегу Охотского моря ловили рыбу, собирали морскую капусту, и всю недолгую северную ночь у костра говорили.
В понедельник, 19 августа, после возвращения с редакционной рыбалки (а в Москве это была первая ночь ГКЧП), из новостей на радио "Эхо Москвы" мы узнали, что в столице произошел переворот. К власти пришел ГКЧП.
Могли ли мы предположить, что ГКЧП — это ненадолго? Нет, конечно. Мы были слишком далеки от Москвы, от ее раскладов, чтобы оценивать происходящее и делать ставку на будущего победителя.
Три предупреждения
Но не все так думали. Директор местной типографии 19 августа позвонил в редакцию и сообщил, что с сегодняшнего дня цех, в котором должна печататься газета, закрывается на ремонт.
Затем был звонок из местного КГБ: один из знакомых, работавших там, сказал, что это — последний "неотслеживаемый" звонок, и что скоро в нашей редакции будет обыск, а потом помещение опечатают.
Еще через полчаса около редакции появился фургон с надписью "Хлеб" (советские чекисты с 30-х годов любили проводить ночные аресты, подъезжая в фургонах с надписью "Хлеб" или "Мясо"). Ближе к ночи наш художник вывел на фургончике: "и зрелища".
Что мы сделали
Мы сели к радиоприемникам — записывать всё, что говорят на "Эхе Москвы". По телефону нам читали сводки новостей прямо из Белого дома. Мы брали короткие интервью у депутатов и экспертов, и все это просто распечатывали на обычных "игольчатых" принтерах.
Так в Магадане появились листовки. Часть из них мы относили на автобусную станцию и раздавали пачки пассажирам и водителям. Через несколько часов эти листовки оказывались на Колымской трассе — в поселках золотодобытчиков, на бензозаправках, в школах, магазинах, в строительных бригадах, на горно-обогатительных комбинатах…
Спустя несколько лет я видел на Колыме наши листовки, уже в перепечатанном виде. Один старатель рассказывал, как он перепечатывал наши листовки на своей допотопной печатной машинке в "5 копирок", чтобы передать дальше по Колымской трассе в другие поселки.
К вечеру 19 августа мы поняли, что нужно собирать людей и объявлять всеобщую колымскую стачку в защиту демократии в Москве. Сбор — на площади Ленина, на другой день, 20 августа. Митинг был назначен, листовки отпечатаны, в фургоне нервно курили "чрезвычайщики".
Что было потом
На митинг собрались тысячи магаданцев и приехавшие с Колымской трассы жители далеких и близких северных поселков. На этой территории размером с Францию мы победили. Просто этой победы хотели все — и те, кто добывал золото на Колыме, и те, кто всю ночь курил в кабине фургона "Хлеб и зрелища", и даже те, кто не разрешал нам печатать газету в типографии.
В ночь со среды на четверг фургон уехал, в пятницу мы отпечатали газету, а на выходные уехали на Колчаковский ключ ловить рыбу и собирать на берегу морскую капусту.
Все те, кто сидели на той "горячей" редколлегии в первый для нас день путча, разъехались потом по всему СССР. И вряд ли уже вернутся туда, в те "восемь часов до Москвы".
