Уроженец Австралии, композитор Джонатан Миллс (Jonathan Mills) в 2006 году стал директором Эдинбургского международного театрального фестиваля, превратил его в самый влиятельный форум искусств в Европе и значительно увеличил бюджет фестиваля, несмотря на все финансовые кризисы. Миллс поделился с РИА Новости своими взглядами на роль культуры в современном мире, рассказал, почему в последние годы мало было участников из России, и похвастался, что в этом году он исправил это упущение. А также рассказал, как добывать средства на масштабные фестивали искусств, как повлияют Олимпийские игры в Лондоне на фестиваль, и сможет ли искусство спасти мир. О судьбах Европы с обаятельным австралийцем беседовали Анна Банасюкевич и Мария Ганиянц.
- По какому принципу вы формировали программу фестиваля 2012 года?
- Последние четыре-пять лет я разрабатывал стратегию фестиваля, которая отвечала бы его традиции и первоначальным целям. Я уверен, что мы всегда будем европейским фестивалем, потому, что мы находимся в европейском культурном пространстве. Но география не должна ограничивать наши амбиции: наш фестиваль также всегда будет международным, потому, что таковым он был с самого начала — с 1947 года.
Мы можем оставаться европейским фестивалем, но охватывать Азию и постколониальный мир, Центральную и Восточную Европу. С религиозной точки зрения мы по-прежнему европейцы, но свой вклад в фестиваль вносят не только христианская традиция, но и иудейская, и ислам. Европа — это не элитный клуб с ограниченным доступом, она должна быть местом, куда стремятся люди. Вспомните, что один из наиболее ярких периодов в истории Европы, когда был настоящий расцвет культуры, произошел в Испании в XI-XII веках во время Кордовского халифата, когда христиане, мусульмане, иудеи жили вместе. Те явления, которые теперь мы воспринимаем как должное в России, в Северной Европе или в Великобритании, зародились в библиотеке Толедо.
Подробнее о фестивалях в Эдинбурге >>
Если сейчас взглянуть на мир, то понятно, что невозможно предсказать, где в ближайшее время будет центр экономической и политической мировой жизни. Мы живем в такое время, когда ни одна из вер или культур не может быть доминирующей, мир децентрализован. Решение общих насущных проблем невозможно без лучших представителей всех континентов. Поэтому мы считаем своей главной задачей создание общего пространства, в котором возможен межкультурный и межрелигиозный диалог.
- Закат Европы объявили в начале ХХ века, а что сейчас творится с Европой?
- Мне кажется, главной ошибкой Европы было то, что она сосредоточилась на экономическом и финансовом единении, вместо того, чтобы объединиться, основываясь на той главной основе, что составляет истинную ценность европейских стран — на основе общего культурного наследия, того вдохновения и тех мечтах, которые оно несет.
Если бы мы больше поддерживали культуру, а не спорили бы об экономике, то смогли бы продвинуться дальше и дальше. И сегодняшняя история в ЕЭС была бы совершенно другой.
- Когда эксперты Эдинбургского фестиваля отбирают спектакли, что важнее — качество или некая новая тенденция, в которую вписывается спектакль?
- Так как мы в рамках фестиваля собираем разные виды искусства, то пытаемся сохранить баланс в нашей программе. Главное – создать такое пространство, где танец, музыка и театр, пересекаясь, привносили каждый свое в общее понимание неких идей или ценностей. В отличие от других фестивалей, мы не фокусируемся на одном жанре, а делаем нечто качественно отличное: опера в рамках нашего фестиваля, совсем не то, что опера на каком-нибудь оперном фестивале.
У нас есть возможность избежать узкоспециального разговора. Нам важно охватить как можно более широкую аудиторию из разных стран. Так что мы не выбираем между авангардом и классикой, мы занимаемся поиском общей идеи, которая была бы ценна для человечества на данном этапе.
Могу привести пример прошлого года: к нам приезжала Пекинская опера, существующая в абсолютно традиционном ключе, и одновременно мы привезли постмодернистский балет из Китая, в оркестре которого происходит некий фьюжн, смесь западных и традиционных восточных инструментов.
Хотелось бы, чтобы люди узнали что-то новое, как в классической традиции, так и в экспериментальной.
- Фестиваль рассчитан на профессионалов или на широкую зрительскую аудиторию?
- Эдинбургский фестиваль очень большой, и соответственно, у нас очень широкая аудитория. В Европе существуют специализированные фестивали для профессионалов, они тоже очень важны для общего культурного процесса, но мы — это другой случай. Масштаб нашего фестиваля велик: его освещением занимается около 600 СМИ со всего мира, мы приглашаем множество театральных критиков. Всего на фестивале представлено 47 стран. Я не могу пока сказать точно про нынешний год, но в прошлом году билеты на спектакли покупали люди из 74 стран, которые специально приезжают на фестиваль.
Конечно, такой масштаб накладывает на нас большую ответственность. Мы ответственны за создание такого культурного организма, который прислушивается к миру – к политике, к социальной сфере, к экономике, к конъектуре, и пытается установить культурные отношения в тех условиях, которые сейчас существуют в мире.
В 1947 году мэр Эдинбурга сказал: это должен быть фестиваль, который охватит весь мир. Это было темное послевоенное время, но он смотрел в будущее, понимая необходимость налаживать общение в мире. Мир постоянно меняется, и тот образ, который воспроизводит фестиваль, должен соответствовать реальности. Мне кажется, что фестиваль - это мощный инструмент для понимания мира.
- В этом году российская культура весьма широко представлена на фестивале, если сравнивать с предыдущими годами — чем это вызвано?
- Российская культура, в том числе драматический театр, много раз появлялась в Эдинбурге. Может быть, только последние несколько лет русского театра нет в нашей программе. Причина этого в той стратегии, которую я осуществлял в эти годы – мне хотелось вовлечь в фестиваль те многие страны, которые ни разу за всю нашу историю не принимали участие. Например, последние два года мы исследовали культуры Северной и Южной Америки – Бразилии, Аргентины, Чили, Мексики. Участвовали те, кого раньше даже не рассматривали в качестве потенциальных участников Эдинбургского фестиваля. В прошлом году было много спектаклей из Азии. Это был первый опыт фестиваля, который исследовал отношения Европы и Азии, влияние азиатского искусства на композиторов, драматургов и художников Европы. Например, Дебюсси в своем творчестве испытал большое влияние музыки Индонезии и Японии. Было и обратное влияние — когда европейское искусство влияло на азиатское. Например, когда Шекспир писал свои пьесы, в это же время в Китае создавался классический театр. Это, казалось бы, совершенно разные культуры, но какой-то диалог, что-то общее все равно есть.
Несмотря на это мы никогда не игнорировали Россию. В этом году мы представим не только многих известных и талантливых художников из России, таких как Крымов или Гергиев, Даниил Трифонов или Владимир Юровский, но и покажем, как российское искусство влияет на мировое пространство. Это влияние ощущается даже в Бразилии – на фестиваль мы привозим постановку "Татьяна" хореографической компании Deborah Colker Dance из Рио-де-Жанейро по "Евгению Онегину". Бразильские хореографы поставили эту историю, в большей степени, с точки зрения Татьяны. Это очень бразильский спектакль, но, в то же время, это и дань уважения российской традиции танца.
- Каков совокупный бюджет фестиваля, и из каких источников он складывается?
- Бюджет фестиваля складывается из нескольких источников. Примерно 40% — это правительственные субсидии: половину дает Эдинбург, половину – правительство Шотландии.
Еще 25-30% приходит из частных источников, деньги дают правительства других стран, спонсоры, частные инвесторы, фонды. Остальное мы получаем от продажи билетов. Это довольно сбалансированная система. В этом году бюджет фестиваля составляет порядка 10 миллионов фунтов стерлингов (около 15 миллионов долларов).
- Вам за время своего пребывания на посту главы Эдинбургского театрального фестиваля удалось значительно увеличить его бюджет. Каким образом?
- Я не особо думаю про бюджет, меня больше волнует фестиваль. Когда я занимаюсь фестивалем, то не считаю, что чем больше будет в нем участников, тем лучше. Больше — не обязательно лучше. Невозможно вместить все, поэтому приходится идти на компромиссы. Меня волнуют многие вещи, идеи, ценности, пространство, но идеи, конечно важнее всего, то, как возможно выразить и совместить все это.
Я очень четко понимаю то влияние и эффект, те возможности, которые фестиваль предоставляет другим культурам. Что, собственно, я и пытаюсь очень тщательно последовательно донести до представителей других стран, иностранных правительств, консулов. Наша задача очень четко объяснить, почему проведение фестиваля хорошо для каждого.
Например, правительству Эдинбурга я объясняю, почему фестиваль хорош для города, какую пользу можно извлечь, а властям вашей страны мы говорим, чем хорошо участие русских артистов для них самих и для России в целом. Нет никакого стандартного объяснения, все зависит от конкретной ситуации и собеседника.
Например, для Эдинбурга фестиваль имеет колоссальное финансовое влияние: дайте мне один фунт и я верну вам 8-9 назад. Фриндж мы тоже поддерживаем, но его участники платят сами за себя, и берут на себя риски. Фриндж - огромный фестиваль и в нем участвует невероятное число актеров и режиссеров, которые привозят в город самые разнообразные спектакли. Это поразительно, так как основная программа небольшая, и очень тщательно отобранная. Но эти кардинально отличающиеся фестивали, идеально дополняют друг друга. Мы как рука и перчатка.
- Повлияет ли Олимпиада в Лондоне на фестиваль в Эдинбурге, вы ведь немного пересекаетесь?
- Да, мы начнемся за два дня до конца Олимпиады, и я надеюсь, что к нам приедут и те туристы, которые приехали в Лондон на Олимпийские игры, а также те, которые решили не ехать в Лондон, потому что там очень много народа.
Не забывайте, что в Эдинбурге свои работы представляют 25 тысяч артистов и режиссеров, а всего продается порядка 3 миллионов билетов — ну это на все фестивали, которые проходят в городе в августе. Мы не останемся в тени Олимпийских игр.
- Может ли искусство спасти мир?
- Если мир настроен на саморазрушение, то ничто его спасти не может. Но искусство может обеспечить альтернативную форму дискуссии и взаимоотношений, помочь наладить диалог, который покажет, что есть другие формы взаимодействия между людьми, иные, чем экономика или политика, или оружие.
Само по себе искусство мир спасти не может, но без него он погибнет быстрее. Искусство дает нам ощущение оптимизма и чувство, что отдельный человек может что-то изменить.
Нельзя давить на искусство и требовать от него, то, чего оно не может. Но нужно помнить и то, что в самые темные моменты истории человечества люди обращались к искусству, религии, философии. Эти вещи снабжают человека запасами гуманизма.
