В преддверии начала нового учебного года и десятилетия института уполномоченного по правам ребенка при президенте РФ детский омбудсмен Анна Кузнецова в интервью РИА Новости рассказала о том, как не допустить буллинг в школах, какие результаты показала проверка воспитательных программ, нужна ли детская Конституция и стоит ли поднимать планку совершеннолетия. Она также ответила на вопросы о том, какую работу проделал институт уполномоченного за эти годы, приоритетных задачах, стоящих перед ним сейчас, и о том, что он делает для увеличения количества созидательного детского контента. Беседовали Наталья Заруцкая и Наталья Клюй.
— Институт уполномоченных по правам ребенка в этом году 1 сентября отмечает свое 10-летие. Чего удалось добиться за это время и какие цели стоят перед институтом в будущем?
— Институт начинался с пилотных проектов в отдельных регионах, и никто не знал, как заработает это ведомство, что оно вообще будет значить в системе помощи детям. В итоге, спустя 10 лет, уполномоченные появились во всех регионах России и сложилась серьезная структура, которая включает в себя общественный, экспертные советы, детские советы в различных регионах России, а еще Совет отцов, то есть произошло разрастание и наращивание доверия к институту. Более полугода назад благодаря поддержке президента был принят федеральный закон "Об уполномоченных по правам ребенка в РФ", который обеспечивает работу уполномоченных в едином русле, дает нам новые ресурсы, наделяет новыми полномочиями, делает нас одной командой.
Совместная работа помогла нам сделать системный документ по предотвращению чрезвычайных происшествий в школах. Эту дорожную карту мы отправили в правительство. Такой же подход был с проблемой организации паллиативной помощи, и мы знаем, что сейчас уже принят закон и комплекс иных мер, предложенных президенту на встрече.
Когда я пришла на пост уполномоченного, мы были буквально завалены тысячами обращений родителей, которые говорили, что суды по-разному решают вопрос отказа от манту – где-то запрещают ходить в детский сад, где-то разрешают, где-то включается прокуратура и также даются разные разъяснения и так далее. В общем, ничего не было понятно. Понятно лишь одно, что число групп в социальных сетях, где объединялись родители, чтобы разобраться в проблеме, росло как на дрожжах, и число обращений соответственно. Нам потребовалось несколько месяцев, чтобы договориться с тремя ведомствами – прокуратурой, Минздравом, Минпросвещением – о том, чтобы ввести в методические рекомендации использование нового вида туберкулинадиагностики – это T-spot, диагностика по анализу крови. Минздрав нас поддержал, но в России эти тесты не производились, производство было только в Англии и достаточно дорогое. Мы обратились в Минпромторг, здесь тоже нашли поддержку – в итоге во Владимирской области открылось производство Т-спот. И теперь в сентябре он выходит на рынок России, сертификаты готовы, и проблем их получения нет. Теперь следующий этап – доступность этого метода. Согласно закону, регионы могут сами, исследовав спрос, закупать с 1 сентября тесты Т-спот и делать их бесплатно для всех как пробу манту.
В планах у нас сейчас выработка законодательных инициатив по постинтернатному сопровождению — это про то, чтоб дети после детского дома не были брошены на произвол судьбы. Согласно статистике некоторых сиротских учреждений, у них нет ни одного ребенка на постинтернатном сопровождении, получается система их не видит. И из этого вытекает очень много проблем. У ФСИН мы запросили данные, чтобы понять, сколько сирот ежегодно поступают в места лишения свободы. Цифры неутешительные. В 2016 году – 3 099 сирот в возрасте от 18 до 30 лет, в 2018-ом – уже 3 484, всего за три года для отбывания наказания поступило 9 855. И это не просто цифры, это человеческие судьбы, которые при определенных условиях могли сложиться иначе.
Если говорить о дальнейших планах, то это продолжение начатой работы по вопросам обеспечения лекарственными препаратами, по вопросам безопасности и решение новых задач. Конечно, задачей на будущее является наращивание мощностей, потому что в некоторых регионах аппарат уполномоченного состоит из двух человек, в каких-то из двадцати человек, а в каких-то еще больше. Здесь есть проблема – при решении общих задач силы коллег в разных регионах не равны.
— Какие механизмы есть для борьбы с буллингом (насилие над детьми со стороны других детей, а порой и учителей)? Как его отследить?
— Во-первых, нельзя приуменьшать значение буллинга. Для каждого ребенка теперь появился новый источник негативных переживаний — социальные сети, я по своим детям знаю. Нам, взрослым, кажется, что это чепуха какая-то, но ни в коем случае нельзя недооценивать стрессогенность этих ситуаций для ребенка. Второе, нужно обращать внимание на поведение ребенка, отношения в классе. Это не заметить достаточно сложно, особенно классному руководителю. Можно специально не обращать внимания. Но не нужно, конечно, страдать паранойей и видеть в каждом бледном ребенке жертву буллинга. Если задача — слышать ребенка — будет осознаваться всеми, то проблем будет меньше.
В прошлом году мы предложили правительству разработать методические рекомендации для классных руководителей. Но, кроме этого, необходимо создать условия для педагогов, для их работы по преодолению кризисных ситуаций, которые могут возникнуть в детском коллективе. Нужен четкий алгоритм, что делать преподавателям, а также родителям, если они заметили ребенка, например, в деструктивных группах в социальных сетях.
Также важно отладить алгоритм семья-школа, там где его нет. Но победа не тогда, когда вовремя заметили, а когда не допустили в принципе.
— Поступают ли в аппарат обращения по теме буллинга? Много ли их?
— Честно вам скажу, вопросы в сфере образования у нас уже который год в топе. И большая доля обращений связана именно с некомфортными условиями в школе. Только с начала 2019 года нам поступило 665 обращений, что на 16,5% больше по сравнению с аналогичным периодом прошлого года, примерно десятая часть из них связана именно с травлей.
— Недавно вы совместно с Рособрнадзором представляли результаты выборочной проверки воспитательных программ в школах и они были не самыми обнадеживающими.
— Да, к сожалению, результаты пришли плачевные. И если посмотреть на 16% воспитательных программ, которые соответствовали нормативным требованиям, и начать изучать, например, какими методами реализовывались важные задачи, такие как воспитание милосердия, эмпатии, то окажется, что еще меньше воспитательных программ можно признать действенными.
Сегодня никто не проверяет эти воспитательные программы, да и само воспитание в школах и сиротских учреждениях. Например, в феврале этого года к нам поступило обращение от воспитанника центра помощи детям в Череповце. Наш специалист выехал туда и увидел, что воспитатель детского дома неугодному ребенку устраивал травлю. После нашего отъезда трое воспитателей уволились, стаж одного из которых был 20 лет. То есть мы понимаем, что подобного рода тактика применялась много лет.
— Будет ли аппарат проводить еще проверки воспитательных программ?
— Мы еще будем возвращаться к проверке воспитательных программ. Но сама ситуация уже понятна, когда в отчетах курирующего надзорного ведомства говорят о том, что 74% воспитательных программ не соответствуют нормам и не содержат в себе профилактику агрессии, суицидального поведения и иных деструктивных проявлений. Это та информация, которая должна стать сигнальной ракетой, чтобы срочно мобилизоваться и прийти на помощь системе воспитательной работы.
Мы сейчас вырабатываем с Рособрнадзором инструменты мониторинга реализации эффективной воспитательной программы, то есть то, как смотреть эту воспитательную работу в школе. Сейчас уже есть понимание подходов. Но параллельно надо создавать условия – это я еще раз подчеркну.
— На что должен именно быть упор в воспитательных программах? Какие темы должны подниматься?
— Сегодня есть концептуальные и стратегические документы, на которых должны быть основаны воспитательные программы. Сложно лишь наполнить и исполнить в каждом конкретном случае. Необходимо учитывать специфику регионов. То есть то, что ярко выражено в одном регионе, может быть в меньшей степени выражено в другом. Например, где-то выражен национальный компонент, значит, он должен быть заложен в воспитательную программу. Где-то активно продвигается инклюзивное образование и так далее.
Еще один важный компонент – допобразование. Мы сегодня говорим о необходимости увеличения охвата детей дополнительным образованием, и это нашло отражение в национальном проекте "Образование". Говорим о введении в образовательный процесс тем, направленных на формирование традиционных семейных ценностей, нам удалось добиться введение этого пункта в план мероприятий Десятилетия детства. Сегодня в образовательных организациях при участии региональных уполномоченных, молодежных организаций открываются "Классы доброты". Это лишь малая часть того, что может включать в себя процесс воспитания.
"Единая Россия" в этом учебном году планирует запустить федеральный проект "Шахматы – школе", чтобы шахматы были введены в школьное образование.
— Как вы думаете, почему именно шахматы? Может, стоит еще какие-то активности сделать для детей?
— Да, шахматы – это хорошая история. Но это хорошо для тех, кто в той или иной степени этим увлекается. Но в чем задача? Задача не в шахматы играть, задача — ребенка увлечь и развивать. Дети все разные, задача школы – развивать их в соответствии с их интересами.
Но и здесь очень важно пройти по узкой грани – нельзя только идти за ребенком, так как его интересы переменчивы. Взрослый априори должен чувствовать, понимать и помогать ребенку преодолевать те или иные сложности в выбранном занятии. Я считаю, что ребенок должен увлекаться занятием, а не исполнять по поручению взрослого полученную сверху задачу. И обязательно должна быть альтернатива шахматам.
— Недавно была разработана детская Конституция в стихах. На ваш взгляд, стоит ли изучать Конституцию в начальных классах?
— Я, конечно, познакомлюсь с этой интерпретацией повнимательнее, но очень важно, чтобы до детей доходили материалы, разработанные профессионалами, с учетом детского возраста. При этом важно понимать, что с ребенком надо играть, но не заигрываться. Надо (конституцию в стихах – ред.) проэкспертировать на предмет профессионального подхода, чтобы не было каких-либо перекосов и перегибов, травмирования детской психики.
Детям в начальных классах точно нужны навыки безопасного поведения, чтобы ребенок не пошел с посторонним человеком неизвестно куда, чтобы знал, как реагировать на сложные жизненные ситуации – задымление и так далее. Вот это я считаю важным.
Право и всю Конституцию должны знать взрослые, которые находятся рядом с ребенком, чтобы обеспечивать его права. Но формировать и прививать правовую грамотность надо в соответствии с возрастными особенностями.
— В последнее время очень много говорится о необходимости позитивного детского контента, производстве российских детских и подростковых фильмов, более жестком регулировании присутствия детей в интернете. Какую работу в этом направлении ведет аппарат?
— По нашей просьбе был поручен мониторинг интернет-контента Росмолодежи. И с сентября при институте уполномоченных стартует специальная экспертная группа по позитивному контенту. Мы собрали туда и производителей контента, и представителей СМИ – будем вместе искать пути решения.
Да, очень не хватает позитивного и созидательного контента не только для детей, но и для подростков. В подростковом возрасте есть огромный запрос на помощь в выборе жизненного пути и ценностей, а никакой подсказки в таком поле не дается. Поэтому будем рассматривать возможности новых передач и кино для подростков и молодежи именно с созидательным акцентом.
Еще должны быть дополнительные механизмы продвижения созидательного детского контента. Например, в сети интернет, если этот контент характеризуется как положительный, он должен узнаваться, продвигаться по социальной сети, предлагаться к просмотру и быть в приоритете по сравнению с деструктивным, разрушающим.
Детей сразу необходимо учить поведению в сети, это должно быть на уровне подсознания: увидел что-то плохое в сети – закрыл, заблокировал, ушел на другую страницу, потому что это опасно. Это и задача семьи, и государственная задача.
— Стоит ли поднимать возрастную планку совершеннолетия?
— Вот опускать совершенно точно не стоит. Недавно озвучивались инициативы по снижению возраста совершеннолетия, но это желание подыграть молодежной аудитории может сыграть злую шутку с нашими детьми. Ведь за этим следуют как конкретные права, так и обязанности. На мой взгляд, любой шаг по изменению законодательства должен созреть. Если, например, законопроект о запрете продажи алкоголя до 21 года сможет защитить нашу молодежь, то нужно искать инструменты для его принятия и реализации.
Главное, видеть проблему в целом, а не мыслить заголовками — "повысить", "снизить", "запретить" или разрешить" .