Единственный раз, когда получилось насладиться материнством, — четвертый. Собравшись в роддом за младшей, решила: буду сидеть дома, сколько захочу. Как потом выяснилось, опрометчиво. Ведь что такое послеродовая депрессия, я узнала как раз в тот период. Будучи взрослой, опытной и любящей матерью.

Впервые замужем я оказалась быстро и как-то незаметно: свадьбу сыграли после первого курса университета. Хотя новоиспеченный супруг был старше меня на четыре года, в момент бракосочетания он также числился второкурсником, только другого факультета. Соответственно, сын появился на свет в студенческой семье, и уже спустя два месяца после его рождения мы сдавали летнюю сессию. С ребенком нам, понятно, помогали. Мои родители, души не чаявшие во внуке.

Беременность моя проходила легко и непринужденно. До тех пор, пока любимая подруга не подарила единственную доступную в то время книгу о подготовке к материнству. Пошагово изучив этапы деторождения, я вдруг приуныла. Мне стало понятно, что жизнь несправедлива. Хотя бы потому, что весь этот кошмар уготован одним лишь женщинам. На отношениях с молодым мужем открывшаяся мне истина сказалась не лучшим образом. По причине незрелости или из-за гормональных подвижек, но, к ужасу супруга, почти весь третий триместр беременности я прорыдала.

Тем не менее в положенное время у нас родился чудесный малыш. Богатырь: вес — четыре двести, рост — 54. Очень хорошо помню заполнившее всю меня чувство сразу после разрешения от бремени — невероятного облегчения, освобождения даже. Думала: все, свою человеческую миссию я выполнила и теперь свободна. Так продолжалось восемь дней, которые, по действовавшим тогда стандартам, первородящие должны были провести в роддоме. Дело в том, что младенцы в то время находились не с матерями, как сейчас, а в специальном боксе под присмотром детской медсестры.

Так случилось, что в момент выписки из роддома моя мама была в отъезде. То есть дома с новорожденным мы оказались, что называется, один на один. На дворе — 1990-й, о памперсах в ту эпоху только слышали. Ну что сказать о нашем первом дне? Перепеленать малыша нам с мужем удалось лишь ближе к вечеру. Да и то, по-моему, все же после возвращения мамы. Понятно, что за целый день мы не поели, не попили и даже не присели. Плач нашего мальчика слышал, наверное, весь многоквартирный дом.

Тревожным сном удалось забыться только на рассвете. К этому времени я точно знала: на ближайшие месяцы, а может, и годы я превратилась в машину по уходу за ребенком. И себе уже не принадлежу.

Правда, грустила по этому поводу я недолго. Когда прошел первый шок, наладила отношения с пеленками, расписанием кормлений, прогулками и колыбельными. Да и ребенок рос спокойным и разумным. Наш мальчик был очень красив. Мне казалось, любоваться им можно бесконечно.

Не погрузиться в депрессивное состояние от осознания материнской участи мне, видимо, помогли нежный возраст, учеба и помощь родных. Благодаря бабушке с дедушкой мы располагали достаточным количеством времени, свободным от родительских обязанностей. Что касается мужа, он сполна разделил со мной все тяготы младенческого периода: вставал по ночам, купал, кормил, гулял. Я могла оставить с ним сына абсолютно спокойно, зная, что он справится не хуже меня.

Когда малыш немного подрос, от былых страданий не осталось и следа. С ним стало интересно общаться, его детские суждения поражали мудростью и умиляли непосредственностью. Больше всего он любил, когда ему читают: к полутора годам сын знал наизусть всего Чуковского, Михалкова, Маршака и Барто.

В общем, поводов расстраиваться, что в 20 лет у меня уже годовалый ребенок, не было. Разве что иногда, глядя на беззаботных сокурсниц, я по-белому завидовала их свободе. Однако успокаивала себя тем, что через несколько лет у меня будет уже взрослый сын, а они только начнут катать коляски. Но, как понятно теперь, я сильно ошибалась.

Моя первая дочь родилась за день до семилетия сына. Я подошла к этому совершенно осознанно. Наверное, тут всего лишь происки природы, но мне снова захотелось малыша.

Точнее, малышку. Хотя раньше была уверена, что у меня будет не больше одного ребенка. Будучи человеком социально активным, никогда не видела себя босой, беременной и на кухне.

Отдавая дань важности крепкой семьи, тем не менее не ставила ее во главу угла. Мне представлялось, что на свете существует еще очень много интересного, также заслуживающего моего внимания.

Однако разносторонность интересов не помешала спустя четыре с половиной года обзавестись третьим ребенком — снова девочкой. Сразу оговорюсь, что ни во втором, ни в третьем случае с классическими послеродовыми расстройствами психики я не сталкивалась. Единственное — с каждым новым отпрыском все четче понимала, что плохо переношу младенчество в принципе. Самый большой раздражитель для меня — плач. Поэтому все мои дети считались избалованными — повышенным материнским вниманием и готовностью сделать что угодно, лишь бы они не рыдали. Конечно, такие подвиги стоили мне больших, часто титанических, усилий. Но я искренне полагала, что в этой истории цель оправдывает средства.

К моменту появления третьего чада в семье остро встал квартирный вопрос: жилплощадь требовалось срочно расширять. В результате пришлось отказаться от дарованного государством права сидеть с ребенком до трех лет. На работу я вернулась сразу, как закончился декретный отпуск. От домашней тоски это избавило, но общее состояние организма не укрепило. Когда второй дочери исполнилось два года, меня начали преследовать жесточайшие панические атаки. А поскольку заниматься собой было некогда, на этой почве вскоре развился острый депрессивный синдром. Доктора пришли к выводу, что моя вегетативная нервная система расшатана до основания. На ее восстановление ушло два с лишним года. Связано это с послеродовыми процессами или обусловлено хронической усталостью — неясно. Врачи так и не пришли к единому мнению.

В последующие годы рождение еще одного ребенка виделось мне только в страшных снах. Просыпаясь утром и понимая, что очередная беременность наяву мне не угрожает, я испытывала чувство невероятного облегчения. По силе ощущений близкого к счастью. И все же через десять лет после второй дочери у нас родилась третья. Логике это не поддается. Наверное, вмешались какие-то другие силы. Вероятно, любовь. Которая, как известно, творит чудеса.

Инициатором проекта под именем Милана выступил муж. К сорока годам он вдруг понял, что в этой жизни пропустил нечто важное. То есть, отдавая все силы работе, он не заметил, как выросли наши дети. И супруг стал делать все, чтобы наше и без того немаленькое семейство опять расширилось.

В частности, в многочисленных путешествиях скрупулезно следовал всем инструкциям по загадыванию желаний в заветных местах. О чем просил — понятно. Не знаю, сработали ли отправленные им во Вселенную мольбы или просто в очередной раз четко сработала моя репродуктивная функция, но накануне 40-летия я поняла, что и мои сны сбылись. Самые страшные.

Решиться на рождение последыша (кстати, она сама поначалу именовала себя «подследником») мне было сложнее всего. Во-первых, старшие стали чуть самостоятельнее, и я, наконец, вновь ощутила забытый вкус свободы. Относительной, но в моем случае и это много. Во-вторых, мне казалось, что в 40 лет нормальные люди не рожают. Ну и самое главное — я очень не хотела выпадать из социума.

Муж, радовавшийся исполнению мечты, глядя на мои метания, все же чувствовал себя немного виноватым. Забегая вперед, скажу, что в ближайшие годы это стало его нормальным состоянием. По крайней мере, я, впоследствии погрузившись в дебри психосоматических процессов, другого виновника моих бед не искала.

Несмотря на все опасения, при ожидании ребенка я была спокойна и счастлива. Мне обеспечили лучшие условия — платное ведение беременности в хорошем роддоме, коммерческие роды с выбранным врачом, отдельную комфортную палату.

И даже муж впервые в истории вызвался присутствовать на родах. К слову, в четвертый раз я родила почти молниеносно — в недешевом родовом боксе мы с супругом провели всего 40 минут. Он, по-моему, даже немного расстроился. Видимо, опять не успел прочувствовать. Хотя потом очень гордился, что самостоятельно перерезал нашей девочке пуповину.

Проблемы с восприятием новой, хотя ранее и пережитой мной трижды действительности возникли почти сразу. На второй день после выписки к нам приехали бабушки, дочь почему-то их не восприняла и начала плакать. Закончила через три года. Уже через несколько дней я поняла: все хорошее в моей жизни уже было. Дальше — тьма. Сплошные вопли, памперсы и страх. За ребенка и перед неизвестностью. Самое интересное, что я должна была точно знать: это не навсегда. Малыш подрастет, и все изменится. Как уже было не однажды. Но почему-то я не знала. Или не хотела знать. Во мне жила тупая уверенность, что этот ужас не закончится никогда. И, самое удивительное, я упивалась собственным горем.

За свои мысли в тот период мне страшно и стыдно до сих пор. Озвучивать их не буду. Сейчас мне искренне жаль моих домочадцев. Мое настроение в ту пору не давало им возможности нормально существовать. Больше всего, естественно, доставалось мужу. Как руководителю проекта под номером четыре. Хотя он старался помочь: сначала успокаивал меня, потом пытался не реагировать, но через какое-то время сдался и стал отвечать. На мой немой, а чаще громкий укор во всепоглощающем несчастье.

Слава Богу, это мое состояние не отражалось на главном — ребенке. Несмотря на подавленность, я выполняла все, что требовалось от молодой матери. Общение с маленькой дочкой тоже не страдало: мы и гуляли, и смеялись, и целовались — все как положено. Как мне потом пояснили специалисты, это говорит о том, что депрессии на физиологическом  уровне у меня не было. Однако сильное депрессивное состояние — налицо.

Выйти из него я не могла долго. Не помогало ничего. Даже то, что каждый год меня с детьми почти на все лето отправляли на курорт. Когда муж улетал в Москву, я страдала, что меня тут бросили одну с кучей отпрысков, машиной и коляской. Их нужно ежедневно возить на море, следить, чтобы они не обгорели и не перекупались, кормить, лечить, устраивать им вечерние прогулки и развлечения. А считается, что я отдыхаю.

К счастью, депрессивное состояние покинуло меня самостоятельно. Без медикаментов и психотерапии. Просто в очередной раз моя малышня подросла, я стала меньше переживать за нее, у меня появилось свободное время и, наконец, я вышла на работу. Спустя шесть лет. Теперь, глядя на все, что тогда со мной творилось, как бы со стороны, мне, как и окружавшим меня людям, непонятно, чего мне не хватало. Объяснения этому у меня нет. Но сейчас я абсолютно счастлива, что у нас есть восьмилетний человек по имени Милана. И точно знаю, что жизнь без нее и еще троих моих прекрасных детей была бы не моей.

Чтобы разобраться, что же все-таки происходило в моей голове после рождения четвертого ребенка, и прояснить, чем послеродовая депрессия отличается от депрессивного состояния, мы обратились к психологу, кандидату психологических наук, научному сотруднику Центра сердечно-сосудистой хирургии имени Бакулева Марии Киселевой.

«Распространенность реальной депрессии как психиатрического диагноза невелика. Это всего лишь пять процентов. И это состояние действительно требует срочного вмешательства врачей, в данном случае психиатров. Поскольку угрожает жизни как самой матери, так и младенца. Но надо понимать, что послеродовая депрессия развивается до шестимесячного возраста ребенка. Если позже — это что-то другое. Ее причинами чаще всего становятся физиологические процессы в организме женщины — в частности, гормональная перестройка. Плюс физическая усталость, недостаток сна, отдыха тоже истощает нервную систему. И, конечно, психологические факторы усугубляют состояние.

При депрессии симптомы совершенно явные. Это ощущение собственной никчемности, непонимание, зачем нужен ребенок, негативные мысли, самобичевание. Как правило, женщина считает себя ужасной матерью или уверена, что рождение ребенка — ошибка. Она плачет, замыкается, перестает нормально ухаживать за малышом.

Со стороны это всегда заметно, поэтому пропустить сложно. В таком случае следует незамедлительно обратиться к специалисту, поскольку часто возникающие в подобном состоянии суицидальные мысли могут быть как открытыми, так и закрытыми. Но, повторюсь, эта история редкая.

А вот так называемую депрессивную симптоматику испытывают порядка четверти женщин. И ничего хорошего в этом тоже нет. Причины могут быть те же, что и при депрессии, но больше все же психологических моментов. Это и резкое изменение образа жизни — не все к нему готовы, и отсутствие поддержки — супруга, родных, также ограничение общения, так называемая сенсорная депривация — или «день сурка» каждый день. То есть у женщины не хватает стимулов для нормального существования. 

Сюда же можно отнести несоответствие ожиданий и действительности. В ожидании потомства мы рисуем идеализированный образ матери и ребенка, реальность же может отличаться. Чем больше этот разрыв, тем сильнее психологический дискомфорт.

Сюда же мы относим нарциссическую историю. Женщина выглядит не так хорошо, она поправилась или какие-то телесные изменения произошли, она думает, что уже не будет такой красивой. Также малыш требует полного включения мамы в его жизнь, и женщина уже сама себе не принадлежит. В общем, на все это требуется время, и психике с этим надо как-то справиться. А способны на это далеко не все. Кроме того, сам малыш может быть не так красив, как хотелось бы. Или не того пола. Депрессивные симптомы обычно не так явно выражены, часто маскируются под плохое настроение и недовольство чем-либо. Но игнорирование опасно, поскольку чревато переходом в тревожное состояние.

Распознать депрессию легче всего по тому, что у матери нарушается чуткость по отношению к ребенку. Когда рождается малыш, каждая женщина должна настроиться на него. Мать обязана  понимать, почему он плачет: хочет есть, ему холодно, жарко, просится на руки. Если женщина не реагирует или неправильно реагирует на запросы малыша, это говорит о ее депрессивном состоянии.

Мамина депрессия опасна не только для нее, но и для новорожденного. Для них обоих важно общение, тактильное восприятие друг друга, эмоциональный контакт. Отсутствие этого приводит к задержке в развитии ребенка, речевым проблемам, снижению любознательности, что для ребенка очень важно.

Как правило, у женщин с депрессией дети, не находя эмоционального отклика матери, сами становятся пассивными, то есть, по сути, впадают в ту же депрессию. Самое главное, мамина депрессивность не способствует формированию у ребенка здорового базового отношения к миру, реальности. И это закладывается на всю жизнь. Мир для такого младенца всегда будет пустым и холодным.

Бороться с настоящей депрессией, встречающейся, как мы уже говорили, всего в пяти процентах случаев, необходимо. Родственникам не нужно пугаться, но следует срочно  обратиться к специалистам. Ведь со стороны женщины могут быть попытки суицида или причинения вреда ребенку. Близкие должны понимать, что совет «соберись» в данном случае не работает. Человек болен, необходимо медикаментозное подкрепление.

Если же это только симптоматика, то, во-первых, нужно дать женщине погрустить. Она должна знать, что имеет на это право. Человек не обязан быть постоянно веселым и бодрым, все устают, у всех перепады настроения. Во-вторых, важно понять, с чем связана депрессивная симптоматика. Причины следует искать в себе. Если устаешь, ищи помощника.

Если не оправдались ожидания, нужно постараться справиться с этим. Главное — выяснить, почему тебе плохо. Дальше либо самостоятельно работать, либо попросить помощи у родных, друзей. Конечно, можно обратиться и к психологу. Хотя у мам мало времени, но если окружающие реагируют негативно, что происходит довольно часто, нужна консультация специалиста».