Единая Россия – не только название нынешней партии власти, а прежде всего идея, которая издавна сближала русских людей разных политических взглядов. Эта идея не спасала от вражды, поскольку будущую Россию каждый из оппонентов видел в мечтах по-своему. Однако проходило время, разноцветные знамена отправлялись в музей, а мысль о единстве (важнейший фактор выживания) сглаживала прошлое. Идеи, работающие на расчленение страны, у нас не амнистируют. А вот идея единой России старые раны нередко врачует и делает приемлемым то, что вчера казалось неприемлемым. Фигура Антона Ивановича Деникина тому подтверждение.
Биографию его найти легко. Поэтому лишь несколько менее известных фактов.
По матери – поляк. Между православием отца и католицизмом матери выбрал православие. Потомственный военный. Отец – майор. Прослужил 35 лет, причем из бывших крепостных, отданных помещиком в рекруты. Как заметил один биограф, белый Деникин имел "более пролетарское происхождение", чем красный Ленин. Это верно. К тому же свидетельство, что социальный лифт работал и в эпоху позднего самодержавия. Прошел Русско-японскую, затем Первую мировую. На Дальнем Востоке одна из сопок даже получила название "Деникинской", здесь в штыковом бою отряд под командованием Антона Ивановича отбросил наступавших японцев. В Первую мировую – командир Железной бригады. Участвовал в Брусиловском прорыве. А после Февраля стал командующим армиями Западного фронта. Разумеется, ордена, включая два Георгия, и оружие за храбрость. Тоже дважды.
К сторонникам царизма Деникина не причисляют. Приемлемой он считал лишь конституционную монархию. Обычно генерала называют "патриотом", "либералом" и "военным интеллигентом". Февральскую революцию принял, политику Временного правительства тоже, но лишь на первом этапе, а затем резко выступал против попыток Керенского "демократизировать" армию и, понятно, против влияния большевиков. Как и Корнилов, полагал, что подобные реформы, да еще во время войны, армию ослабляют, а большевики представляют для России смертельную опасность.
Вместе с генералами Алексеевым и Корниловым создал Добровольческую армию. Осенью 1919 года в момент наибольшего успеха белые под командованием Деникина шли на Москву, однако все рухнуло. Причин тому немало. Тылы грабил Махно.
Армия перестала быть "добровольческой" и формировалась уже на мобилизационной основе.
Поэтому и фундаментом ее был уже не профессиональный и идейно мотивированный офицер, а крестьянин. Который в Гражданскую уже успел повоевать и за красных, и за белых, и за зеленых. И дезертировать отовсюду.
Между тем к осени 1919-го у большевиков появилась регулярная Красная армия, закаленная в боях на разных фронтах Гражданской войны. В этой армии, благодаря усилиям Ленина и Троцкого и вопреки сопротивлению коммунистов-ортодоксов, служило немало военных специалистов царской армии. Комиссары закладывали идейный фундамент, а военспецы ковали новое оружие для новой России.
Как образно заметил монархист Шульгин, некоторые "белые идеи переползли через красный фронт". О том же свидетельствовал и сам Деникин, подчеркивая, что красные строили армию "всецело по образу и подобию армии императорской, исключение представляли лишь коллегиальная форма верховной военной власти, институт комиссаров и комячейки". Осенью 1919 года столкнулись две русские армии, но красные были тогда на подъеме, а белые уже на спуске.
Был и еще один фактор. Привычная советская трактовка иностранной интервенции нуждается в корректировке. Советская история писала "о заговоре международного империализма".
Факты говорят о другом: "сговориться" между собой "империалисты" так толком и не смогли.
Одно из отличий недемократической власти от демократической заключается в том, что первая совершает зло не колеблясь, а вторая – мучаясь в поисках оправдательных аргументов. Германия грабила Россию, не отягощая себя сомнениями. Демократическая (условно, конечно) Антанта пришла к интервенции после долгих колебаний и споров. Более того, даже приняв решение о вмешательстве, постоянно пыталась (и, как правило, безуспешно) примирить множество противоречивых принципов и интересов. В результате интервенция мало походила на реальную попытку свержения большевиков. Куда больше она напоминала пиратские набеги.
Эта непоследовательность "союзников" и постоянный поиск ими собственной выгоды крайне вредили Белому движению. Антанта то вооружала, то разоружала белых, то щедро их финансировала, то сажала на голодный паек, ставила то на одного вождя, то на другого. "Как могли сотрудничать эти "две руки" – одна дающая, другая отъемлющая, это тайна", – пишет Деникин. Кстати, мнение Деникина совпадает с теми выводами, что сделал и другой вождь Белого движения, адмирал Колчак. В Сибири он увидел то же самое, что Деникин на юге.
Согласие присутствовало лишь на банкетах. Из книги Деникина "Очерки русской смуты". Речь о начальном этапе интервенции на юге России: "Телеграф принес нам известие о существовании линии, "разграничивающей английскую и французскую зоны действий" <…> Эта странная линия не имела никакого смысла в стратегическом отношении <…> удовлетворяя скорее интересам оккупации и эксплуатации <…> Командированный мною в Севастополь адмирал Герасимов встретил со стороны союзного командования обидное и жестокое отношение к русскому достоянию <…> Старший адмирал союзного флота лорд Кольсорн <…> отказался передать <…> (русские суда, находившиеся до этого в руках у немцев. – Прим. ред.) русскому командованию. Лучшие из этих судов заняли иностранные команды и подняли на них флаги – английский, французский, итальянский и даже греческий. На просьбу отпустить хотя бы два-три миноносца для охраны и патрулирования внутренних вод района Добровольческой армии ответили резким отказом <…> Французские и английские команды топили и взрывали боевые припасы, хранившиеся в севастопольских складах, рубили топорами аккумуляторы и баки подводных лодок, разрушали приборы управления и увозили замки орудий. Образ действий союзников походил скорее на ликвидацию, чем на начало противобольшевистской кампании".
Иначе говоря, с самого начала "союзники" были озабочены не столько свержением большевиков, сколько грабежом и желанием уничтожить все то, что забрать с собой не удастся. В результате Антанта проиграла и в военном плане, и в политическом, и нравственно, поскольку, как и всякий оккупант, оставила по себе дурную память.
Да и власть большевиков лишь укрепила. Нелюбовь русских к Западу тоже.
Возмущали Деникина и интриги союзников, направленные на раздел ослабевшей родины. Генерал был сторонником единой и неделимой России, считая, что все вопросы государственного устройства – внутреннее дело русских и право Учредительного собрания. В подтверждение своей позиции Деникин цитирует известного кадета Василия Маклакова: "Глубокая пропасть образовалась между воззрениями той части русских, которая продолжает национальную защиту России и настроениями Запада".
До конца своих дней Деникин оставался подлинным единороссом, Россия для него была важнее всего. Кое-кто из вождей Белого движения пошел даже на сотрудничество с Гитлером. Краснов писал: "Да поможет Господь немецкому оружию!" Деникин, ничуть не симпатизируя советской власти, заявил о поддержке Красной армии. Рассказывают, что генерал на личные средства направил на родину вагон с медикаментами. Сталин медикаменты принял, а о том, кто их направил, приказал забыть.
Эмиграция помотала Деникина живого по разным странам, а мертвого по разным кладбищам. Но в конце концов он вернулся домой. В 2005-м его прах перезахоронили в Донском монастыре.
И отсюда Антон Иванович не уедет уже никуда.
