Уровень бедности в России растет последние годы, несмотря на значительный даже для развитых стран объем государственных расходов на социальную сферу. Почему эти затраты государства не достигают цели, как получилось, что владельцы роскошных автомобилей в регионах пользуются налоговыми льготами на сотни тысяч рублей, а малоимущие семьи получают копеечные пособия, которых не хватит даже на школьный обед, и почему нельзя отказаться от существующих многочисленных социальных выплат в пользу единого целевого пособия по бедности, рассказала в интервью РИА Новости в кулуарах Российского инвестиционного форума глава Счетной палаты РФ Татьяна Голикова. Беседовала Мила Кузьмич.
— На сессии форума вы рассказали про льготы по транспортному налогу, которые в некоторых регионах получают владельцы Rolls-Royce и Lamborghini, при том что эти же регионы получают дотации из федерального бюджета. Почему возникают такие вещи?
— Мы все немного поторопились с передачей отдельных полномочий по налоговому урегулированию регионам. В общем это правильная тенденция, но важно, чтобы они не злоупотребляли правом, потому что те примеры, которые я привела, это как раз примеры злоупотребления правом. И, как правило, это злоупотребление приводит к тому, что дотационные регионы теряют доходы. А это не просто доходы бюджета, это доходы дорожного фонда, которые, в свою очередь, идут на строительство и реконструкцию дорог и текущее их содержание.
Это право регулирования сегодня налоговым законодательством отдано регионам, соответственно, они устанавливают льготу по транспортному налогу, и они в своих законах должны устанавливать эти ограничения.
— У федерального центра есть какая-то возможность повлиять на них? Чтобы не было таких злоупотреблений?
— С одной стороны, это очень просто, с другой стороны, очень сложно. Просто, потому что сейчас, в условиях существенной реструктуризации задолженности по бюджетным кредитам министерство финансов при представлении дотаций говорит регионам о том, что их собственные налоговые доходы должны расти темпами не ниже, чем инфляция. А сложность в том, как это проконтролировать, и что делать, если будет выявлено, они это не исполнили.
— Это как раз ваша работа…
— Это не только наша работа. Мы, конечно, это проконтролируем, безусловно, и налоговая служба это проконтролирует. Но дальше встает вопрос: вот, увидим мы, что регионы это требование не исполнили, а что дальше? Что мы будем с ними делать?
Сейчас, когда подведем первые итоги 2017 года, в апреле появится первая налоговая отчетность, и мы увидим, как регионы исполнили те соглашения, которые они подписали с Минфином по 2017 году. Уже сейчас понятно, что некоторые из них нарушили обязательства, которые на себя брали. И для них предусмотрена ответственность: объем предоставляемой им финансовой помощи может быть сокращен на несколько процентов. Но насколько мы будем последовательны, будем ли мы применять эту меру? Ведь с другой стороны, это влияет на сбалансированность их бюджетов.
— На ваш взгляд, серьезно придется сокращать помощь таким нарушителям? И много их?
— Сейчас сложно сказать. Они есть, есть, конечно.
— Счетная палата в заключении к проекту бюджета на текущий год отмечала, что прогнозы, которые заложены в этот бюджет, и сам бюджет, излишне консервативны. Какие риски для бюджета в этом году вы видите, и ожидаете ли вы этой весной существенного пересмотра параметров бюджета?
— Мы в соответствии с законом осуществляем оценку параметров бюджета, но у нас еще есть полномочия по оценке прогноза социально-экономического развития, и с прогнозом дело обстоит куда хуже, чем с бюджетом. А бюджет — это только следствие того, что записано в прогнозе. Понятно, что можно делать скидку на сложность прогнозирования в период, когда мы из стадии падения переходим в стадию роста. Но есть некоторые тенденции, которые свидетельствуют о том, что, скорее всего, те прогнозы, которые закладываются в бюджет, не сбудутся.
То же самое касается реальных доходов населения: прогнозировали их рост на 1,3%, а по факту получили снижение на 1,7%. Тоже было очевидно, что нет предпосылок для такого кардинального перелома именно в 2017 году. Скорее всего, некоторое улучшение ситуации должно быть в 2018 году с учетом тех мер, которые реализуются в рамках майских указов президента. Я имею в виду повышение заработной платы и демографический пакет.
Что касается бюджета 2018 года, важно отметить, что впервые, когда мы давали заключение на проект этого бюджета, мы говорили о том, что существуют риски недополучения доходов по дивидендам от крупных компаний, поскольку в бюджет заложено 50%, а на самом деле такого решения не принято. И сейчас по-прежнему эта угроза остается.
Но еще в 77 миллиардов рублей на стадии формирования бюджета мы оценивали плюсы по доходам — при той цене на нефть, которая была заложена в проектировке бюджета. Безусловно, сейчас ситуация меняется. Те прогнозы, которые даются по цене на нефть, дают нам основания полагать, что будут больше и ненефтегазовые доходы бюджета, и нефтегазовые, соответственно, будет больше пополнение Фонда национального благосостояния.
— Можно ли будет часть из этого потратить на какие-то дополнительные расходы?
— Я думаю, что к этому нужно относиться самым серьезным образом, потому что в отличие от предыдущих лет, бюджет 2018 года частично передает компетенцию законодателя правительству. Я имею в виду возможность зачисления неиспользованных остатков бюджета в резервный фонд правительства и использование их без внесения поправок в бюджет. С одной стороны, это, наверное, очень оперативное решение вопроса, с другой стороны, может быть, законодатели на это обидятся — что без их участия делятся деньги. Но такая возможность в этом году есть и она позволяет достаточно стабильно исполнять бюджет.
Мне кажется, по прошествии первого полугодия надо подумать, есть ли необходимость нам еще какие-то дополнительные расходы осуществлять с учетом того, что у нас и так достаточное гибкое использование возможностей вшито внутри бюджета.
— А как же недофинансирование социальной сферы? Вы, кстати согласны, что она недофинансирована? И стоит ли добавить туда бюджетных денег?
— Я бы сказала так: она нуждается в реформировании и нуждается сначала в возможном перераспределении ресурсов, а потом уже в дополнительных ресурсах. Сегодня это полномочия, которые разграничены между уровнями бюджетной системы и, как известно, дьявол кроется в деталях. Мы налоги хотим увеличить там или мы хотим передать какие-то средства из федерального бюджета в бюджеты регионов, или в бюджеты фондов и так далее?
Здесь чрезвычайно важно не просто говорить, что надо увеличить расходы на социальную сферу, а нужно очень четко артикулировать, а что за этим увеличением стоит, как, кто и на что. Мы, кстати говоря, если брать расходы всей бюджетной системы на социальную политику, не так уж плохо выглядим.
— Но при этом по уровню бедности населения мы выглядим достаточно плохо. Как это получается?
— У нас есть разные виды социальной поддержки. И за них так же, как и за расходы, о которых мы говорили выше, отвечают разные уровни публичной власти. Наши расходы в этой сфере можно условно подразделить на три группы. Первая — это пособия, которые были введены еще в начале 1990-х годов, маленькие, и уже не очень эффективные с точки зрения суммы, с точки зрения решения задач семей или тех, для кого они были введены. Когда они принимались, они были чрезвычайно важны — тогда это были деньги, но они уже сыграли свою роль.
Сейчас по прошествии 14-ти лет пособия, которые составляют иногда по 100-120 рублей, ничего не решают. Это не деньги, они распылены. И, конечно, не лишая людей этих пособий, нужно менять систему уже для новых назначенцев. Здесь нужно агрегировать пособия и вводить пособия адресные по нуждаемости, справедливые. И это, в принципе, тренд вперед.
— Вам нравится идея сделать общее, единое пособие по бедности?
— Если вы спросите, как я отношусь к тому, о чем говорит министерство финансов, то здесь я немножко не разделяю их позицию, потому что я считаю, что людей, которые уже получают пособия, нельзя лишить этих выплат. Есть ведь и второй тип пособий — так называемые категориальные пособия: для инвалидов, для ветеранов. Здесь надо очень хорошо подумать, прежде чем принимать решения об их трансформации в пособия по нуждаемости. Это немножко другой вид пособий, часть из них можно переводить в нуждаемость, часть — нельзя. Потому что это не пособия, это выплаты, которые были введены взамен льгот.
Надо понимать, что траты этих семей несколько больше, поскольку это уязвимые категории населения: либо инвалиды, которые не имеют возможности работать, либо, скажем, ветераны Великой Отечественной войны. И, естественно, их требования существенно выше.
И, наконец, третий вид — демографические пособия. Классический пример — материнский капитал. Я считаю, что в сегодняшних условиях чрезвычайно важно материнский капитал предоставлять всем, независимо от дохода.
И вот здесь, наверно, мы с Минфином расходимся, потому что я считаю, что этот институт призван решать демографическую проблему, а не проблему бедности. Мы сейчас наблюдаем по итогам 2017 года снижение рождаемости на почти 204 человека — на 10,7% по отношению к уровню прошлого года. Это очень серьезно, и мы не должны допускать этой ситуации.
Демографический пакет, который был введен президентом, должен сыграть существенную роль с точки зрения влияния на рождаемость. И, кстати говоря, на доходы населения, потому что введено пособие на первого ребенка — вот оно как раз по нуждаемости. Пособие на первого ребенка даст возможности семье в связи с уходом с работы одного из членов семьи просто не уронить так сильно доход.
— Использование материнского капитала было продлено. Вы считаете, его стоит продлевать и дальше? Может быть, сделать его постоянным?
— Нужно просто оценивать ситуацию с точки зрения демографии. Моя принципиальная позиция заключается в следующем: мы должны сделать все, чтобы не допустить естественной убыли населения. А это рождаемость минус смертность. Поэтому наши усилия должны быть направлены на то, чтобы увеличивать рождаемость. Понятно, что директивно ее невозможно увеличить, но стимулировать людей и создавать условия, чтобы они хотели в более раннем возрасте заводить детей, чрезвычайно важно. Также чрезвычайно важно снижать смертность.
— Но материнский капитал — это очень затратный инструмент. Вы считаете, он оправдал себя?
— Материнский капитал, я считаю, абсолютно себя оправдал. Люди поверили. Наверное, многие будут говорить, что он был введен в удачные годы. Частично это так, частично не так. Государство, на мой взгляд, сделало очень много для того, чтобы коренным образом переломить ситуацию в демографии в России. Понятно, снижение рождаемости, которое мы сейчас наблюдаем — это последствие демографического спада 1990-х. Но мы же стремимся к тому, чтобы в семье был не один ребенок, а как минимум два.
— В прошлом году прошлом году самозанятым гражданам было предложено зарегистрироваться в налоговых органах и получить налоговые каникулы. Воспользовались этим чуть более 800 человек. Зачем было продлевать эту меру еще на год, если она неэффективна? Или вы считаете, в этом году что-то изменится?
— На 1 января зарегистрировалось уже 934 человека. Но этот механизм как отдельно стоящий, мне кажется, никогда своего эффекта не даст. И правильнее было бы признать, что он не состоялся. Но я в это не вмешиваюсь, это компетенция правительства. Посмотрим, что будет дальше.
Но, почему я считаю, что это не сработает? Потому что гражданин очень прагматично относится к тому, что он должен сделать. Ему сказали: зарегистрируйся, уплатишь какие-то платежи и будешь спать спокойно. А он говорит: зачем я буду уплачивать на страховые взносы? Ведь даже если я не буду платить, все равно получу социальную пенсию — пусть это и будет чуть позже, чем пенсия по старости. А в части обязательного медицинского страхования меня застрахует субъект РФ. У нас очень социальное государство в этом смысле.
— Значит, проблема в принципе не имеет решения? У нас же социальное государство, мы все время это повторяем и никогда не откажемся от социальных пенсий и бесплатной медицины.
— А мы можем спокойно смотреть на то, что кто-то работает, получает доход, но свое социальное обеспечение получают за счет других? Мне кажется, эти механизмы, которые применяются, просто не достроены.
Я очень здесь надеюсь на налоговую службу, потому что когда ей предоставили возможность собирать страховые взносы, у нее появится возможность совмещения баз. Сервисы для совмещения баз у них есть. Мы просто еще не получили окончательные годовые данные сбора ими страховых взносов за 2017 год.
Простым наложением базы подоходного налога на базу страховых взносов уже можно вычленить, кто уплачивает взносы, а кто не уплачивает. Потому что подоходный налог уплачивается с другими льготами. То же самое касается и имущественного обложения, и земельного обложения, и транспортного налога. Возможности это совмещать показывают нам, что человек имеет.
Если у нас инвалид второй группы, как я сегодня показывала, покупает Bentley, причем инвалид второй группы с очень поздним годом рождения, наверное, он не должен претендовать на меры социальной поддержки.
— Но он же, наверное, официально не работает.
— Он и есть неработающее население, потому что вторая группа инвалидности — неработающая. Вот этим никто не занимается. И вот эта налоговая служба, конечно, там свою роль выполнит.
Сейчас разрозненность административной инфраструктуры государственных небюджетных фондов — пенсионного, социального страхования, медицинского страхования — заставляет их создавать свои информационные системы, и одного и того же человека регистрировать в разных системах, которые не совмещены. И если в одной системе он числится неработающим, в другой системе он может числиться работающим, да еще и льготы получать. Вот в чем проблема. Этим надо предметно заниматься. И это, с одной стороны, экономит ресурсы, не ущемляя прав граждан. С другой стороны, это позволяет принимать правильные управленческие решения.
— Может быть, зря мы тогда вообще затеяли всю эту историю с социальным страхованием. Может, стоит вернуть ЕСН и закрыть эту тему?
— Если подходить к реформированию этой системы, то нужно определиться по ключевому вопросу — у нас социальное страхование или государственное обеспечение? Я не говорю, что государственное обеспечение — это плохо.
Я не знаю, насколько мы готовы к тому, что при том уровне бедности и неравенства, которые на данный момент есть, поменять систему страховую на систему государственного обеспечения. Потому что любая система чистого гособеспечения сегодня приведет к падению доходов населения.
