Выборы нового генерального секретаря ООН в очередной раз пройдут в 2016 году. Их основным отличием от предыдущих кампаний станет большая открытость и прозрачность. Предполагается, что теперь все 193 страны ООН смогут поближе познакомиться с кандидатами, задать им интересующие вопросы и определить лучшего для всех. Однако основное правило остается прежним — согласно Уставу ООН, генсек назначается Генеральной ассамблеей по рекомендации Совета Безопасности.
Первый раунд неформальных дискуссий с кандидатами на пост генерального секретаря ООН пройдет с 12 по 14 апреля.
О том, что может изменить новая процедура избрания генсека для Совета Безопасности, кто может им стать и есть ли шансы на дальнейшие реформы ООН, в интервью руководителю представительства МИА "Россия сегодня" в Швейцарии Елизавете Исаковой рассказал исполнительный директор Всемирного движения федералистов — Института глобальной политики США, председатель совета коалиции Международных уголовных судов Уильям Пейс.
— Господин Пейс, в нынешнем году состоятся выборы генерального секретаря ООН уже по новой процедуре. Почему это может стать историческим процессом?
— В 2015 году Генеральная ассамблея ООН согласовала резолюцию, которая меняет процедуру назначения генерального секретаря ООН в 2016 году. Собственно, эта процедура будет впервые. В прошлые разы процесс был полностью секретным. Никакой номинации, никакой процедуры оценки выборного процесса. Это происходило секретно, в СБ ООН под полным контролем стран — постоянных представителей с возможностью вето.
И вот, благодаря резолюции ГА ООН, мы теперь можем получить самую прозрачную процедуру назначения генерального секретаря со времен окончания Второй мировой войны.
В 2016 году пройдет формальный процесс номинации. Будут слушания со всеми кандидатами, которые захотят в них участвовать. Будет вебсайт президентства, с биографиями кандидатов и их видеообращениями. В ходе слушаний кандидаты будут отвечать на вопросы, сами слушания будут транслироваться онлайн. Таким образом, граждане по всему миру, правительства и СМИ в ближайшие месяцы смогут посмотреть, что сказали кандидаты, что вообще они из себя представляют.
В дополнение к этому мы также надеемся, что кандидаты выскажут свое несогласие с тем, что страны-постоянные члены СБ ООН, а также другие влиятельные государства, будут номинировать только тех, кого они хотят для управления ООН.
Мы хотим, чтобы генеральный секретарь назначал высшее руководство ООН по аналогичному процессу, с объявлением о том, что такая-то позиция требует высококвалифицированного работника. И чтобы выбор отдельных личностей, которые руководят важными агентствами и программами в системе ООН был бы более прозрачен и одинаков для всех 193 стран-членов, а не в пользу постоянных членов СБ и нескольких других влиятельных держав.
— Но определенно это может тогда вызвать споры со стороны постоянных стран-членов ООН. Вы полагаете, этот опыт прозрачности будет успешным? Или в какой-то момент эти страны потребуют вернуться обратно к секретному голосованию?
— Есть два пункта в Уставе ООН, которые записаны одним предложением: генеральный секретарь ООН назначается Генеральной ассамблеей по рекомендации СБ ООН. И все. И Генеральная ассамблея решила теперь, что ей необходима более прозрачная процедура номинаций. Вопрос о том, как СБ ООН будет выполнять эту процедуру, выдвигая рекомендации для ГА, пока обсуждается. Но мы знаем, что некоторые из постоянных членов СБ ООН, а также некоторые избранные члены, хотят более прозрачную систему выборов в совбезе. К примеру, Великобритания хочет более прозрачный процесс.
Мы посмотрим, как Совет будет представлять свои рекомендации. Но я думаю, что существует страх того, что в конце концов Россия и США, возможно и Китай, захотят пересмотреть тот факт, что ГА заставляет их изменить процедуру, и все закончится той процедурой, которая была все эти годы, когда назначался слабый или, по крайней мере, тот генеральный секретарь, которым они могли управлять и который назначал на ключевые посты их людей.
Я думаю, нынешний год — первый, когда Генеральная ассамблея может сказать: такой процесс рекомендаций (генсека — ред.) для нас неприемлем. А затем пойти и сделать любое назначение, которое она хочет. Так что в 2016 году нас ждет самая интересная процедура (выбора генсека ООН — ред.).
— А что вы ждете от самого голосования? Там в списках четверо мужчин и четыре женщины. Каковы шансы, что генеральным секретарем ООН станет женщина?
— Я думаю, что 80-90% того, что новым генеральным секретарем станет женщина. Потому что, во-первых, были номинированы высокопрофессиональные кандидаты-женщины. И, во-вторых, еще никогда женщина не занимала этот пост. У нас также было очень мало женщин, которых вообще рассматривали как кандидатов за все эти годы.
Так что в этом году мы обязательно увидим огромное политическое давление. И я полагаю, что постпред США Саманта Пауэр поддержит кандидата-женщину. И Сергей Лавров, и русские также поддержат это.
Идея в том, чтобы получить высококвалифицированного кандидата, человека, который будет способен стать сильным генеральным секретарем. И это действительно меняет ситуацию для стран с правом вето. Если все будут знать, кто является кандидатом, и если там есть действительно сильные кандидаты, и если рекомендации СБ будут в отношении кого-то, кто не является лучшим кандидатом из номинантов, то, я думаю, будет давление, в особенности на США и на Россию, чтобы они применяли прошлые процедуры (рекомендаций для ГА — ред.).
— Как вы думаете, эта процедура прозрачных выборов может подтолкнуть ООН к более глубоким реформам? В частности в СБ ООН, потому что уже очень давно говорят в том числе о расширении постоянных членов СБ.
— Я думаю, что это непрямой путь, которым Генеральная ассамблея сигнализирует СБ, что его методы работы нуждаются в изменениях. Но это только один путь. Есть другие процессы в рамках ГА и СБ для реформы процедур совбеза.
Мое мнение заключается в том, что нужны новые процедуры или, что более важно, изменение состава СБ ООН. Но основные переговоры идут о расширении СБ. Есть по крайней мере от шести до десяти стран, которые хотят стать постоянными членами совбеза. Многие страны поддерживают дополнительных постоянных членов СБ, но есть и страны, которые противятся этому, потому что они выступают против тех стран, которые хотят стать постоянными.
Реальность заключается в том, что у пяти постоянных членов СБ есть право вето на любое изменение Устава. Так что шансы на то, что будут дополнительные члены в совбезе, крайне малы, а шансы на то, что кто-то из новых стран будет иметь право вето, стремятся к нулю или даже меньше.
Так что я думаю, практическая реформа в Совете должна касаться увеличения количества стран в Совете. Возможно, больше мест на более долгий период, возможно, места на пятилетний срок вместо двухлетнего. Или они могут увеличить количество стран с 15 до 25 или 27.
Я знаю, другие с этим не согласятся. Но впервые за 25-30 лет Совет Безопасности ООН встречается не раз или два в неделю или даже раз в месяц, а почти каждый день.
Работа Совета со времен холодной войны значительно активизировалась. И я думаю, что необходимо, чтобы больше стран принимали участие в работе Совета Безопасности и в принятии мер по построению мира и безопасности, которые согласовывает совбез.
Как я уже сказал, расширение — это важный вопрос. 188 стран, у которых нет права вето, должны встать перед Совбезом и сказать: "Нам нужны фундаментальные улучшения того, как создаются меры по безопасности и миру, нам в первую очередь необходимо реально начать предотвращать конфликты и преступления, а не просто существовать как организация, которая только реагирует на катастрофы. Мы должны опережать жуткие кризисы и предупреждать их".
И здесь Китай, Россия и США в первую очередь должны прийти к новому видению поддержания мира, которого не было за 70 лет существования Устава ООН.
— Если говорить о мире — в Женеве на этой неделе стартует очередной раунд непрямых межсирийских переговоров. ООН при этом говорит о необходимости того, чтобы все виновные в военных преступлениях и преступлениях против человечности, которые совершались за это время в Сирии, были наказаны. С вашей точки зрения, как председателя совета коалиции Международных уголовных судов, насколько реально создание в будущем подобного трибунала?
— Генеральная ассамблея создала Международный уголовный суд как независимый уголовный суд. Но это было сделано в качестве реакции на создание судов Советом Безопасности ООН по Руанде и Югославии. И ГА, создавая свой суд, следовала позиции, что, как и в женевских конвенциях, как и в других международных конвенциях, те, кто совершил преступление, независимо от того, кто это сделал, должны подпадать под международное законодательство.
За последнюю сотню лет Россия была очень большим защитником международного права, но, как и США, она была избирательна. Она поддерживала одни дела и выступала против других. Но гражданское общество во многих странах движется в сторону требования наказания любого, кто бы ни совершил преступление. И я думаю, что время, когда можно было совершать преступления и давать деньги в качестве откупа третьим странам, завершается, а эта дверь закрывается. И очень быстро.
Я также думаю, что период, когда ведущие державы могли себе позволить выбирать — искать политическое решение, предотвращать гражданскую войну или проводить военное вмешательство, — сейчас находится под большим вопросом. Как в Сирии, где СБ не мог согласовать никакое действие. И Генеральная ассамблея попросила бывшего генсека Кофи Аннана помочь быть посредником в урегулировании восстаний, которые там были, как и в других странах Ближнего Востока и Северной Африки.
Мне говорили, что в течение двух недель после этого США, Великобритания и Франция провели встречу "друзей Сирии", на которой приняли решение о смене режима. И я думаю, будет аккуратным сказать, что они не хотели политического решения конфликта между восставшим народом и правительством. Их аргументом было то, что восставшему населению удастся сместить Башара Асада в течение месяца. И вот мы тут, пять лет спустя. Невообразимый урон нанесен человеческим жизням, детям, институтам этой страны и региона, и теперь это распространяется на другие регионы мира.
Мне кажется, нужно серьезно рассмотреть те вопросы, когда мы пытаемся отложить политическое решение. Я думаю, что военное решение (конфликта — ред.) — это ошибка. И нам надо быть более осторожными в этой связи.
