Дмитрий Косырев, политический обозреватель МИА "Россия сегодня"
Интересно, что творится в голове у человека, который — как мы сейчас это массово наблюдаем в Европе — перебрался из одной цивилизации в другую, и назад ему пути нет? Вот он ходит по нашим улицам — и как видит их, нас и себя? Новый роман великого мигранта Салмана Рушди (индо-пакистано-англо-американца), среди множества прочих вещей, говорит нам, что такой человек живет в вихре сказок, прекрасных и жутких, а реальный мир вокруг он видит не очень-то реальным и не слишком уютным.
Подсчет ночей
… Давайте сами почитаем книгу и разберемся, в чем дело. На мой взгляд, в том самом — в том, что человек без Родины завис в каком-то странном для него мире, который он плохо описывает, потому что не любит.
Да, не забудем название. Называется роман "Два года, восемь месяцев и двадцать восемь ночей", всего получается 1001 ночь. То есть перед нами сборник объединенных чем-то вроде сюжета сказок, и не в первый для Рушди раз. Как эту книгу назовут на русском, цифрами или словами, вопрос сложный, перевода пока нет, хотя без сомнения будет.
И еще скажу, что, на мой личный взгляд, Рушди — первый из писателей нашего мира, по одному простому признаку: что этот человек может делать со словами. В конце этой недели будут давать Нобелевскую премию по литературе, опять перебирая старую обойму: японец Мураками, сириец Адонис… Не будем заранее ругать выбор скандинавов, но Рушди в любом случае выше всех прочих кандидатов и как-то сбоку, вне обоймы.
Почему мне он кажется первым, почему он может то, чего не могут другие? Возможно, ему помогает как раз отрыв от родной почвы. Английский язык и англо-саксонский мир для него и свой, и видится одновременно со стороны, это же касается слов английского языка. Наиболее известный пример того, как некоторая иностранность помогает чувствовать родной язык по-иному — это, конечно, Пушкин.
И вот в моем любимом романе Рушди, "Флорентийская чародейка", у него фигурирует множество реальных и сказочных персонажей, включая мугальского императора Индии Акбара, Николо Макиавелли, швейцарских гвардейцев с именами, до странности напоминающими Атоса, Портоса и Арамиса. Но там основное действие происходит все-таки в Индии. А тут, в "1001 ночи", как бы нигде. Возможно, в этом вся проблема.
Мир, которого нет
Сюжет новой книги Рушди в том, что в отдаленном будущем в Нью-Йорке выявляется выходец из Индии, который оказывается сыном женщины-джинна, и тут… тут мог бы начаться гениальный боевик. Четыре злых джинна хотят уничтожить мир, добрые — спасти его. В общем, ночной и прочие дозоры.
Но книга Рушди на "Дозоры" непохожа. Она скорее похожа на оперу Генделя "Альчина", с тоже вроде бы джеймс-бондовским сюжетом. Злая волшебница заманивает на свой остров мужчин и получает с ними удовольствие, смелая девушка высаживается там, чтобы спасти от злодейки возлюбленного. Но вместо спецназовских действий по всей опере идет философский диспут в ариях: что такое добро, что зло, мужчины ведь на острове против чар вроде не возражают… У Рушди тоже масса неожиданно возникающих философских споров с характерными для него проблесками ядовитого юмора, и это при дикой запутанности сюжета.
Сюжет, впрочем, можно путать как угодно, если есть хорошо описанное место действия. Вот как раз этого и нет в "1001 ночи". Можно ли описать Нью-Йорк через тысячу лет, то есть полностью фантастический мир? Можно. Стругацкие создавали какие угодно миры с помощью множества грамотно дозированных деталей, шаг за шагом заманивавших читателя в глубины повествования, и в эти миры верилось. Стивен Кинг в своем цикле про Темную башню тоже пишет фантастику, но ведь это все равно Америка, и еще какая, и Нью-Йорк у Кинга — совсем Нью-Йорк, такой ведь неповторимый в тысяче мелочей город… Да хотя бы и Александр Грин, простейшим способом (иностранными именами) превращавший абсолютно конкретный Севастополь в Зурбаган, а Ялту в Лисс.
А у Рушди этого в данном случае нет, как часто нет, кстати, у нашего Пелевина. И одно дело мучить читателя зигзагообразным сюжетом — он все стерпит ради блеска буквально каждого абзаца. Другое — превращать читателя в джинна, которому неинтересна твердая, понятная и со вкусом описанная почва. Это уже чересчур.
Так что это за феномен — отсутствие острого интереса к месту действия? А все тот же феномен мигранта. Причем сам автор говорил, напомним, что самый его скандально знаменитый роман — "Сатанинские стихи" — изображает то, что происходит в голове человека, переместившегося с Востока на Запад. В этой голове — множество сказок, где Восток с Западом перемешиваются диким образом. Причем сказок не всегда приятных. Вот и сейчас у нас, в этом смысле, "Сатанинские" (джинновские) стихи номер два.
То, что группа фанатиков тогда приняла "Сатанинские стихи" за оскорбление ислама, — их личное дело. На самом деле Рушди не против конкретно ислама, он вообще активный атеист. И в нынешней книге люди и джинны тоже ведут дискуссии о том, сколько миллионов погибло из-за религий (как будто, вклинюсь в их разговор, без религий люди не нашли бы другой повод убивать друг друга).
Тут дело в том, что автор, в ранней юности поехавший учиться из Пакистана в Англию, всей душой усвоил нынешнюю западную надрелигию — либерализм, поменял одни опоры на другие. И стал таким либералом, что и западникам не снилось (атеизм оттуда же). Его спрашивают: что важнее, свобода слова или человеческая жизнь? Конечно, свобода, отвечает Рушди. И спасибо ему за откровенность.
В США он перебрался оттого, что англичане оказались не до конца либеральны. И вот читаем его новый роман — где выясняется, что мир Рушди катится к чертям (к джиннам), США в этой книге, как уже сказано, какие-то отсутствующие. Какая же страна присутствует ярко и материально? А как и в прежних книгах, родные Индия с Пакистаном. Вот тут, по части феерически точных описаний, равных Рушди нет. Интересно получается…
