Имя разведчика Херардо Эрнандеса сегодня известно каждому кубинцу. Он возглавлял сеть нелегалов в Майами, собиравших информацию о деятельности антикубинских террористических группировок. После ареста и длительного процесса американский суд приговорил Эрнандеса к двум пожизненным заключениям и 15 годам тюрьмы. Об абсурдности обвинений (среди прочего Эрнандеса признали виновным в участии в сговоре с целью убийства) говорила не только официальная Гавана, но и ведущие юристы и правозащитники из США, нобелевские лауреаты, а также парламенты других стран и профильные структуры ООН.
Эрнандес вышел на свободу 17 декабря 2014 года благодаря соглашению, заключенному между властями Кубы и США. О том, что он почувствовал, вернувшись на родину, а также о нынешнем сближении Гаваны и Вашингтона разведчик и герой Кубы рассказал в интервью корреспонденту РИА Новости Олегу Вязьмитинову.
— История "пятерки" показала, что солидарность – фактор, который может стать решающим в международной политике. В то время, когда вы находились в тюрьме, вы чувствовали поддержку десятков тысяч человек по всему миру?
— Конечно! Для нас это было очень важно, чтобы сопротивляться тюрьме. В моем случае это были 16 лет и три месяца, проведенные в заключении. Но это на словах, а в реальности каждый год состоит из 365 дней и в каждый из этих дней приходилось бороться все 24 часа. И в этом нам очень помогла солидарность, которую проявляли люди, — из нее мы черпали силы для того, чтобы продолжать сопротивляться.
В тюрьме нам многое пришлось повидать. Мы видели, как убивали людей, видели, как люди умирали от передозировки наркотиков. Нас подвергали обыскам и подобным неприятным процедурам, и все это мы переживали вдалеке от своих родных, вдалеке от нашего народа. И на фоне этого всего мы получали известия о том, что там, снаружи, люди борются за нас. И не только на Кубе, но и в других странах, в России, на Украине… Наши товарищи пересылали нам фотографии из этих стран, с тех мероприятий, которые там проводились.
Это нас вдохновляло, позволяло не падать духом. Когда каждый день ты просыпаешься и понимаешь, что ты в тюрьме и что в любой момент может произойти все что угодно, нужно откуда-то черпать силы. Нам помогало сознание того, что там, снаружи, есть те люди, которые борются за нас. Во имя солидарности люди совершали исключительные по красоте поступки. Я уверен, что именно все эти усилия привели к нашему освобождению.
— Что вы почувствовали, когда ступили на кубинскую землю?
— Было множество чувств. Огромная радость возвращения на родину, на ту землю, на которой ты родился. Радость возвращения к родственникам, с которыми мы были разделены почти 20 лет.
С одной стороны, нас охватила огромная радость. С другой стороны, мы были немного удивлены – все произошло слишком быстро. Мне же было еще более радостно от того, что я узнал, что вскоре у нас с женой родится дочь.
То, что мы чувствовали в те моменты, очень сложно описать словами.
— Какое время в тюрьме оказалось для вас самым сложным?
— Первые месяцы были очень тяжелыми. Было тяжело осознавать то, в какой ситуации ты оказался, при том, что ни у кого из нас не было подобного опыта.
Кроме того, 17 месяцев мы провели в штрафных изоляторах. Официально эти камеры называются Special housing unit, а на сленге заключенных – "дырами". Обычно туда помещают тех, кто совершил тяжкие нарушения режима. Мы провели там первые 17 месяцев, из них шесть – в одиночном заключении.
Позже, в других тюрьмах, мы также оказывались в этих "дырах". И всегда без каких либо оснований. Ни один из нас ни разу не совершил ни одного нарушения режима. Проводить в таком заключении 24 часа в сутки, среди четырех стен, подчас не зная, день сейчас или ночь, без возможности почитать хоть что-то – это было сложное время.
Но самым тяжелым временем для меня была смерть моей мамы. Я узнал об этом в тюрьме… За время заключения мне удалось ее увидеть несколько раз, когда она приезжала ко мне, но позже из-за болезни она уже не смогла ездить ко мне. Я не смог быть рядом с ней в ее последние дни, я не смог быть тогда рядом со своей семьей. Это были самые тяжелые дни в тюрьме.
— Какой вы увидели Кубу после вашего возвращения?
— Я увидел страну, которая изменилась. Но это вполне естественно. Было бы странным после двадцатилетнего отсутствия вернутся в ту же самую страну. Я всегда говорю, что увидел много изменений, большинство из них позитивные, а какие-то – не в лучшую сторону.
Мы, кубинцы, прекрасно отдаем себе отчет в том, что есть очень много вещей, над которыми надо продолжать работать, чтобы улучшить нашу систему. Это вполне нормально, ничего в этом особого нет.
Мы увидели страну, во многом ставшую более красивой. Мы увидели веселый народ, который готов работать, чтобы идти вперед. Поэтому мы счастливы, что вернулись на родину.
— Как вы оцениваете сближение Гаваны и Вашингтона?
— Я смотрю на это с оптмизмом, но и осторожностью. На мой взгляд, это неизбежный процесс. Обе страны продемонстрировали смелость, начав этот процесс именно сейчас.
Когда соседи ладят между собой, это абсолютно нормально. Ненормально то, что происходило более пятидесяти лет, когда наш народ подвергался самой жестокой за всю историю человечества блокаде. Ненормальны те акты агрессии, то давление и те угрозы, которые испытали на себе мы, кубинцы.
То, что сейчас происходит, в определенном смысле возвращение к нормальной жизни, и когда это происходит во благо обоих народов и во имя мира между ними, это можно только приветствовать.
Мы, кубинцы, уже более полувека повторяем одно и то же. Мы готовы к диалогу с США, если этот диалог будет основан на уважении нашего суверенитета и независимости, если этот диалог будет диалогом равных, на основе равенства прав.
Мы не отступили ни миллиметра от наших принципов. Сейчас мы ведем переговоры на тех же принципах, на которых настаивали более полувека.
При этом не надо грешить и избыточным оптимизмом. Мы знаем, что с той стороны возникнут очень могущественные интересы, для которых этот процесс будет не возможностью сблизить народы, а возможностью добиться тех целей, которые они не смогли достичь другими методами за более чем пятьдесят лет.
Другими словами, они увидят в этом процессе возможность разрушить кубинскую революцию. И это то, к чему мы, кубинцы, должны быть готовы.
Я думаю, что наша страна готова к этому. Мы не будем грешить оптимизмом, но и не будем противостоять процессу, который сам по себе нормален и абсолютно естественен. Мы поставим себе те цели, которые будут необходимы. Мы надеемся на то, что сможем иметь нормальные отношения, повторяю, на основе взаимного уважения суверенитетов каждой страны.
— Каким вам видятся отношения Кубы с Россией?
— Мы испытываем огромное восхищение советским народом. Я всегда мечтал увидеть Кремль. Когда мы поженились с Адрианой в 1988 году, цветы с нашей свадьбы мы отнесли к памятнику Ленину в гаванском парке имени Ленина. Мы храним фотографии того дня – для нас он был очень важным.
Я восхищен советским народом тех лет, русским народом, его историей борьбы, его историей самопожертвования. Мы никогда не забудем того, что он дал человечеству во времена Второй мировой войны. Не забудем те жертвы, которые он понес, и не забудем его смелость. Это всегда вызывало в нас восхищение.
Кроме того, в России у нас есть прекрасные товарищи, которые основали группы солидарности с нами. Мы им очень благодарны и надеемся, что когда-нибудь представится возможность поблагодарить их лично. Русским народом я восхищен.
