Олег Берсенев, специально для Центра международной журналистики и исследований
Окончание многолетней иностранной оккупации Ирака и формальное завершение операции НАТО «Несокрушимая свобода» в Афганистане не привели к желаемому миру на Востоке. Новая угроза безопасности на Ближнем Востоке и в Средней Азии – «Исламское государство», «ИГ».
Заявившее о себе летом 2014 года, оно разительно отличается от существовавших и существующих исламистских группировок, действующих на Ближнем Востоке и в среднеазиатском регионе. Чем выделяется «Исламское государство», и в чем его опасность для России и наших партнеров в среднеазиатском регионе?
Помимо бессмысленной жестокости и бескомпромиссного отношения к иноверцам, гражданскому населению и захваченным заложникам (последний пример – сожжение заживо пленного пилота ВВС Иордании Муаза аль-Кассасбе), у «ИГ» есть и другие особенности. Они и порождают серьезные вопросы о происхождении этой группировки.
Основная особенность – финансовая самодостаточность «ИГ» и «халифа» аль-Багдади. По разным оценкам, в настоящее время запас средств группировки составляет от 7 до 9 миллиардов долларов. Это позволяет «ИГ» планировать крупномасштабные операции, вести активную пропагандистскую кампанию и вербовать многочисленных сторонников. Откуда у «халифата» такие деньги? Часть средств «ИГ» получило от захвата филиала Центробанка Ирака в Мосуле – тогда было присвоено до 2 миллиардов долларов. Из отделений других банков города расхитили еще около 500 миллионов долларов. Следующий источник доходов – нефть с захваченных иракских месторождений, которая перерабатывается на местных НПЗ и сбывается по заниженной цене «черного рынка».
«Прибыль» приносит и откровенно криминальная деятельность: это выкуп за захваченных заложников и сбыт на том же «черном рынке» археологических и музейных артефактов.
Тема финансирования — главная в вопросе, кому выгодно возвышение «ИГ» и кто заинтересован в такой финансовой устойчивости группировки. В октябре 2014 года на страницах «Нью-Йорк таймс» заместитель главы федерального казначейства США по финансовой разведке Дэвид Коэн заявил: «ИГ» – одна из наиболее хорошо финансируемых организаций».
Так кто участвует в финансировании «Исламского государства»? По некоторым данным, в этом процессе задействованы частные и окологосударственные фонды монархий Персидского залива. К примеру, денежные трансферы шли и идут из Кувейта – там «частные благотворительные фонды» собирают и переправляют деньги на территорию Сирии «для борьбы с алавитским режимом». По данным той же «Нью-Йорк таймс», некий кувейтский «меценат» Ганим аль-Мтейри спонсирует неназванные исламистские группировки, исходя из их численности: каждому боевику он выплачивает в среднем по 2,5 тысячи долларов в месяц.
Более того, есть основания полагать, что США с их западными союзниками уже продолжительное время не препятствуют деятельности таких «меценатов», переводящих крупные объемы средств командирам и боевикам «ИГ». Так, в сентябре 2013 года германский журнал «Шпигель» опубликовал заметку о немецком бизнесмене ближневосточного происхождения, который намеревался отправить 50 тысяч долларов «в интересах джихада». Деньги шли в обход европейских банковских учреждений, однако, попав в систему SWIFT, были моментально отслежены Агентством национальной безопасности США и европейскими спецслужбами. Никаких мер принято не было.
Все эти косвенные данные — точных открытых сведений пока нет — говорят об одном: Вашингтон и его западные союзники, как минимум, не заинтересованы в быстрейшем разгроме «Исламского государства», либо максимальном снижении военных угроз, исходящих от него. Не заинтересованы в этом и крупные ближневосточные игроки – Катар и Саудовская Аравия, а также Пакистан. Непубличная история этих государств содержит массу примеров создания и «раскрутки» исламистских группировок в интересах внутриполитической борьбы и разыгрывания региональных комбинаций. Так, ряд группировок талибов в Вазиристане и пакистанской «Зоне племен» поддерживают контакт с Межведомственной разведкой Пакистана и кураторами от силовых ведомств.
Другая особенность «ИГ» — масштабы деятельности. Было бы наивно полагать, что основной театр военных действий «халифата» находится в Ираке и Леванте. На пропагандистском уровне «Исламское государство» заявило о себе в глобальном контексте, отрицая границы и этносы, и ставя выше их идею служения «пути джихада».
На практическом уровне «ИГ» проявляет настойчивый интерес к Афганистану и Средней Азии. И отсюда исходит основная угроза безопасности России и ее среднеазиатским союзникам.
Эта угроза распадается на два фактора. Во-первых, «ИГ» проникло в Афганистан, и ведет себя очень активно в том числе на сопредельных территориях. Осенью 2014 года в Пешаваре листовки на языках дари и урду, прославляющие операции «ИГ» в Ираке, и призывающие принести клятву на верность «халифу» аль-Багдади. Три недели спустя после появления листовок ИГ в Пешаваре в афганской провинции Газни в отряде талибов была замечена группа боевиков под черным флагом «Исламского государства», которые «зачистили» несколько деревень, обезглавили около 100 членов семей афганских полицейских и сожгли порядка 60 домов. При этом идеологически и тактически «ИГ» и «Талибан» схожи. Как и «Исламское государство», «Талибан» выступает за провозглашение халифата без границ и государств, преследует шиитские общины и иноверцев, сжигает дома и убивает членов семей тех, кто тем или иным образом выступает против фундаментализма. Помимо талибов, присягу на верность «ИГ» принесла пакистанская группировка «Техреки талибан», а также «Исламское движение Узбекистана». Отдельная тема за рамками этой статьи – взаимоотношения между лидером талибов муллой Омаром и «халифом» аль-Багдади, а также финансовые интересы и сферы влияния в наметившемся сближении двух организаций.
Нужно подчеркнуть, что по мере ухода натовского контингента из Афганистана оперативная обстановка в ранее спокойных провинциях страны ухудшается. Так, по информации назначенного губернатора граничащей с Таджикистаном афганской провинции Кундуз Мухаммада Умара Сафи, около 70 членов «ИГ» замечены в ряде уездов, причем «ИГ» намерено активизироваться также в провинциях Бадахшан, Тахар, Баглан, и Фарьяб, которые граничат с Таджикистаном и Туркменистаном. Растет и общая численность боевиков различных группировок на таджико-афганской границе. По данным погранвойск Таджикистана, которые приведены в состояние полной боевой готовности, в настоящее время их количество оценивается в 500-1000 человек.
Однако проникновение на территорию государств Средней Азии может последовать не только извне, со стороны Афганистана. Большой проблемой для среднеазиатских партнеров России в краткосрочной перспективе будет рост количества граждан, выезжающих в Сирию и Ирак для вступления в ряды «ИГ». По самым усредненным оценкам, общее число выходцев из Средней Азии приближается к 1500 человек. Так, по данным британского Международного института стратегических исследований, на территории Ирака и Сирии находятся 250 граждан Казахстана, 100 граждан Кыргызстана, 190 граждан Таджикистана, 500 граждан Узбекистана и 360 граждан Туркменистана. Все они, по свидетельству специалистов и самих джихадистов, покинули родину в надежде найти заработок, внести вклад в «войну за веру», а также уйти от гнетущей действительности дома, вступив в ряды «ИГ» ради построения «халифата» без границ и государств. Не менее велико в рядах «ИГ» число выходцев из России – оно оценивается в 800-1500 человек.
Поддавшись примитивной пропаганде фундаменталистских ячеек, разочарованные отсутствием возможности реализовать себя или обеспечить семьи, многие молодые люди в регионе принимают решение уехать — ради, как им представляется, великой цели. Большинство «рекрутов» переправляется в Ирак и Сирию через территорию Турции, в которой действует безвизовый, на 30-90 дней, или облегченный режим пересечения границы со странами Средней Азии. Неизвестно, насколько эффективно так называемое «профилирование» пассажиров из стран СА на турецкой границе, однако процесс доставки пополнения происходит именно так.
Таким образом, сегодня налицо разрастание угрозы для государств Средней Азии и самой России. Какие меры необходимо предпринять для ее нейтрализации и сведения к минимуму?
Прежде всего – это налаживание и укрепление контактов между спецслужбами и антитеррористическими ведомствами заинтересованных государств, обмен оперативной информацией и регулярные консультации. Разумеется, у стран региона есть достаточно серьезные взаимные претензии, случаются и затяжные конфликты. Однако политическая история знает немало примеров сотрудничества – по крайней мере, неафишируемого по соображениям престижа – внешне непримиримых противников ради взаимной безопасности.
Эффективная работа спецслужб на дальних подступах дает хорошие результаты. В январе этого года, по данным СМИ, Служба национальной безопасности Узбекистана предотвратила теракты, планировавшиеся боевиками «ИГ» на территории республики в преддверии президентских выборов. Как сообщается, боевики прошли подготовку в Пакистане, однако были задержаны на пути следования в республику.
Кроме того, необходимо ужесточение ответственности за проявления экстремизма и фундаментализма, более жесткий подход к борьбе с терроризмом. Примечательно, что в этой связи аналитики Международной кризисной группы – международной НКО, собирающей информацию в пользу западных государств в различных «горячих точках» мира – в своем последнем докладе о радикализации населения региона дают правительствам стран Средней Азии странные рекомендации: расширить «религиозные свободы», либерализовать антиэкстремистское законодательство, снизить уголовные сроки членам бандформирований. Однако несомненно, что с фундаменталистскими движениями, ставящими во главу угла силовой фактор, можно бороться только равнозначной силой – эффективной работой спецслужб, развитым уголовным законодательством, неотвратимостью наказания для преступников.
И в заключение: ключевым фактором безопасности в регионе может и должна быть Россия. Ее интересы в отношениях с дружественными государствами Средней Азии далеки от разыгрывания региональных многоходовых комбинаций по образцу спонсоров «Исламского государства», и подчиняются только приоритетам стабильности и общего развития.
