Максим Соколов
Трактаты по военному искусству являются весьма древним жанром уже хотя бы потому, что именно профессия военного (а отнюдь не журналиста) является второй древнейшей. Но в былые времена характер военных угроз менялся довольно медленно, революционные изменения в этом деле происходили редко, поэтому прежние наставления писались как бы sub specie aeternitatis.
Как вести осады вообще, как штурмовать крепости вообще etc.
Считалось, что этого достаточно, чтобы если не каждый солдат, то уж точно каждый генерал свой маневр понимал. А кроме военных (причем своих военных), понимать никому особо и не требовалось. Жанр военной доктрины, устанавливающей текущие угрозы и сообразные им методы текущего военного строительства, особо не был востребован.
Но в XX веке в ходе двух мировых войн выяснились два новых обстоятельства. Во-первых, война стала тотальной, т. е. требующей всех сил государства и общества. Которые тем самым тоже должны свой маневр как-то понимать. Во-вторых, ставки в мировых войнах возвысились настолько, что застарелая генеральская болезнь — "генералы всегда готовятся к прошедшей войне" — более не могла быть терпимой, ибо проигрыш в войне, весьма вероятный при таком методе подготовки, становился совсем уже неприемлемым. Фехтовальные войны (сперва подеремся, потом помиримся, ничего ужасного, дело привычное) уходили в прошлое, заменяясь, если не в реальности, то в потенции, дубиной народной войны. Великая война — это та, которая не со шпагой, а с дубиной.
А дубина, как выяснилось, требует доктрины, т. е. общепонятного наставления. Но не только общепонятного, но и регулярно уточняемого. Как быстрый прогресс в вооружениях, могущий кардинально менять соотношение сил соперничающих держав, так и изменения в политике этих держав заставляют вносить в доктрину постоянные изменения. Наполеон говорил, что на войне ситуация меняется с каждым мгновением, оказывается, что на холодной войне ситуация не менее переменчива. Украинский кризис 2014 тому свидетельство.
Вероятно, именно поэтому, если военная доктрина РФ 2000 г. была довольно благостной доктриной изысканного фехтовальщика, если доктрина 2010 была уже посуровее, то подписанная президентом в последние дни 2014 г. совсем близка по духу и тону к "Отечество в опасности!". Очевидно, составители доктрины обобщили опыт последних четырех лет (арабская весна, Ливия и Сирия, Украина в огне, резкая общественная диссоциация в России) и перенесли свои неутешительные выводы в документ.
При сличении новой доктрины с документом 2010 г. прежде всего бросается в глаза расширение списка внешних военных опасностей. К стандартным угрозам, которые были бы прописаны в любой доктрине (общая дестабилизация, гонка вооружений, приближение чужого военно-политического блока к российским границам, вольное обращение с международным правом etc.) добавились новые три.
Это:
н) установление в государствах, сопредельных с РФ, режимов, в том числе в результате свержения легитимных органов государственной власти, политика которых угрожает интересам РФ;
о) подрывная деятельность специальных служб и организаций иностранных государств и их коалиций против РФ".
Еще в 2010 г. об этом не писали, теперь, очевидно, припекло, да и опыт Украины говорит сам за себя.
Пополнен и список внутренних военных угроз. Наряду с общей дестабилизацией (понятно, что внутренняя смута не способствует безопасности государства) список пополнен и специфическими пунктами:
в) деятельность по информационному воздействию на население, в первую очередь на молодых граждан страны, имеющая целью подрыв исторических, духовных и патриотических традиций в области защиты Отечества;
г) провоцирование межнациональной и социальной напряженности, экстремизма, разжигание этнической и религиозной ненависти либо вражды.
Критики руководства РФ уже обратили внимание (да и трудно не обратить) на эти новации в военной доктрине, усмотрев в них окончательный поворот к изоляционизму и диктатуре.
Спору нет, и пункт о "подрывной деятельности специальных служб", и пункт о "деятельности по информационному воздействию на население, в первую очередь на молодых граждан страны" может вызвать прямые ассоциации с прошлым нашей страны, в том числе и с прошлым довольно неприятным. Если же в действительности мы окружены друзьями, тогда такие новации могут даже свидетельствовать о паранойе военно-политического руководства.
Все дело только в союзе "если".
Для нынешней эпохи все более характерной делается гибридная война, включающая в себя и размывание грани между внутренней и внешней политикой (раньше также употреблялся термин "мятежевойна"). Об этом тоже не говорит только ленивый. Наши партнеры тоже говорят.
Но если гибридная война — это реальность наших дней, значит, в военном деле произошло важное усовершенствование, которое должно быть отражено в военной доктрине. Довольно странно составлять стратагемы, игнорируя, допустим, появление артиллерии или ядерного оружия. То есть можно, но цена таких стратагем будет откровенно невысока.
То же и с мятежевойной. Готовность к наступательным действиям в духе мятежевойны уже продемонстрирована. Ливия, Сирия, теперь и Украина тому порукой. Джинн выпущен из бутылки. В этих условиях всякое разумное военно-политическое планирование предполагает взятие серьезных оборонительных мер против мятежевойны. A la guerre comme à la guerre.
