Дмитрий Косырев, политический обозреватель РИА Новости.
Полвека назад, после недели на грани ядерной войны, Никита Хрущев и Джон Кеннеди обменялись письмами – и Карибский кризис кончился: это вы прочитаете где угодно. Гораздо сложнее найти факты о том, что эти письма лишь отодвинули непосредственную угрозу обмена ядерными ударами в любой момент. Но не уничтожили ее совсем.
Обратите внимание, в письмах говорилось: стороны согласны начать переговоры. А теперь давайте представим себе, что было бы, если бы эти переговоры сорвались – как это с ними, собственно, несколько раз и происходило. Тянулись они на американской территории до января следующего, 1963 года. И только после января кризис был и правда закончен.
Профессионалы и любители
Известна шутка насчет того, что любители построили Ноев ковчег, а профессионалы построили "Титаник". Осенью 1962 года кризис создали любители – и прежде всего Никита Хрущев. А разруливать ситуацию призвали профессионала – ныне почти забытого дипломата Василия Кузнецова, тогда первого заместителя министра иностранных дел.
В субботу вечером 27 октября 1962 года он и еще три человека всего за несколько часов собрались, чтобы лететь в США.
Хрущев, приказавший разместить ядерные боезаряды на Кубе под носом у американцев в ответ на такие же американские заряды в Турции, знал Кузнецова очень хорошо. История была такая: в феврале 1957 года Хрущев более не захотел терпеть на посту министра иностранных дел Дмитрия Шепилова, который за несколько месяцев стал для остального мира на редкость привлекательным «лицом Москвы».
Хрущев к тому моменту решил, что звездой внешней политики должен стать он сам (что и привело его к отставке через два года после Карибского кризиса и продовольственному кризису в СССР). Оставалось только найти нового министра.
Вопрос Шепилову, кого он рекомендует на свое место, хотя бы для проформы нельзя было не задать. Ответ был таков: у меня два зама, один, Василий Кузнецов, – гений, виртуоз, может все. (Кстати, примерно так же – точнее, «дипломатом-чародеем» - звали Кузнецова его британский коллега лорд Карадон и прочие). Другой, Андрей Громыко – не виртуоз, но если ему что-то поручить, то он разобьется, а сделает, причем в точности по инструкции.
После чего судьба Кузнецова была, конечно, решена. И судьба Громыко – в другом смысле – тоже.
Простой вопрос: почему же на переговоры в США в 1962 году не поехал сам министр, то есть Громыко, ведь вопрос был никак не пустяковый – жизнь и смерть человечества? Оказывается, к тому моменту как Громыко, так и российский представитель в ООН Валентин Зорин успели публично заявить, что никакого ядерного оружия на Кубе нет.
Всем было понятно, что они выполняли инструкцию своего лидера, но в дипломатии в таких случаях оказавшиеся в деликатном положении персонажи скромно выдерживают паузу и в переговорах не очень-то участвуют. (А Зорина, кстати, уже в январе из ООН и вовсе поэтому отозвали). И спасать мир пришлось Кузнецову - первому заму Громыко, а кроме того – магистру (по металлургии) Технологического института Карнеги в США, где он учился в 1930-31 годах.
Неделя без выхода на улицу
Кузнецов был не из тех дипломатов, что стал бы потом напоминать лишний раз о тех двух с половиной месяцах переговоров в Америке – как при Хрущеве, так и при Леониде Брежневе люди очень хорошо понимали, что лучше «не высовываться». Его переговоры вообще, возможно, стали бы забытой страницей истории, если бы не вышедшие в 2008 году мемуары его тогдашнего помощника, российского дипломата Бориса Поклада («Во власти дипломатии», тираж 2 тысячи экземпляров). Поклад был одним из тех троих, что сопровождали Кузнецова в поездке. И вот что в этой книге говорится. Прилетев в США 28 октября, делегация открыла американские газеты и узнала из них, что Штаты отклоняют советские предложения и что вторжение на Кубу – дело нескольких дней. И в тот же день появилось заявление Фиделя Кастро с пятью требованиями к Кеннеди. Без выполнения (или смягчения) которых никаких советско-американских договоренностей бы не удалось достичь и воплотить.
Дело было в том, что Хрущев принял решение о вывозе только что завезенных на Кубу ядерных боеголовок, не посоветовавшись с Кастро – не до того было. И оставил его в весьма уязвимом положении, причем не только морально.
Кажется, половина объема переговоров Кузнецова в Нью-Йорке касалась уже оговоренных в письмах двух лидеров американских гарантий безопасности Кубы. Администрация Кеннеди вовсе не спешила подтверждать уже, вроде бы, данные обязательства. Требовала, например, проверки вывода боеголовок с Кубы. Причем проверки в виде наземных инспекций. Потом зашла речь о полетах над «Островом Свободы» американских разведчиков - Кастро ответил, что собьет их…
Борис Поклад в своих мемуарах вспоминает, что впервые после аэропорта вышел на воздух (на нынешний нью-йоркский «Уголок Сахарова – Боннер» возле миссии Москвы при ООН) только через неделю после прилета. Кузнецов из миссии выходил, но не для прогулок. Он вел непрерывные беседы с американскими дипломатами Макклоем и Стивенсоном, генсеком ООН У Таном и другими.
Параллельно в Вашингтоне советский посол Анатолий Добрынин поддерживал контакт с Робертом Кеннеди, а в Гаване один из высших советских лидеров Анастас Микоян успокаивал Кастро.
Говорить с американцами никогда не было и не будет легко. Например, в какой-то момент они попытались исключить из перечня упоминаемых в будущем итоговом документе одно из двух писем Хрущева, от 27 октября.
А раз так, то США как бы никогда не давали согласия на перечисленные там предложения. Но ведь давали, и эти предложения как раз и составляли суть разрешения конфликта – СССР выводит ядерное оружие с Кубы, США (позже) из Турции, Куба получает гарантии безопасности. Кеннеди ответил – «согласен на ваши предложения», но если про то самое письмо Хрущева не упоминать, то на что именно он согласен?
Это означало, что в момент, когда советские транспорты уже везли ракеты и боеголовки домой, США попытались отказаться от того, на что уже вроде бы пошли в момент якобы завершения кризиса.
В Нью-Йорке в тот момент выступал балет Большого театра (и Майя Плисецкая), жизнь налаживалась, кто-то и правда думал, что кризис позади, но дипломаты очень хорошо понимали, в какой ситуации оказались они и мир в целом.
В итоге кризис, уже в январе, разрешился, Кузнецов по сути второй раз достиг компромисса, якобы уже обеспеченного 27 октября. Ракеты США из Турции убрали. Похоже, что больше всего выиграла от «миссии Кузнецова» Куба - блокада острова Америкой была снята еще 21 ноября.
С тех пор и до сего дня вылазок против Кубы, подобных тем, что совершали и готовили до Карибского кризиса, так и нет. Обошлось и без инспекций кубинской территории. Но даже «дипломат-чародей» не спас СССР от унизительной процедуры: советские суда, вывозившие ракеты домой, останавливались в открытом море, откидывали брезент на палубе, американцы со своих кораблей наводили бинокли, ставили галочку в ведомости…
Другое дело – и об этом в мемуарах Поклада не говорится, это для их автора как бы чересчур очевидно – другое дело, что те переговоры стали началом нового этапа отношений Москвы и Вашингтона, когда у них появился опыт долгого и профессионального общения, приводившего к твердо выполняемым договоренностям.
Василий Кузнецов из МИДа переместился в 1977 году на пост первого заместителя Леонида Брежнева в Верховном Совете СССР. То есть стал как бы вице-главой государства. Он по большей части был известен публике как тот человек, который вручал в Кремле высокие награды в немалых количествах.
А еще Кузнецов… трижды оказывался главой советского государства – с приставкой «и.о.». Между смертью Брежнева и избранием на пост в Верховном Совете Андропова, потом между Андроповым и Черненко, Черненко и Громыко. Вроде бы, какая блестящая карьера… Выше постов ведь и не бывает.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
