Ольга Галахова, театральный критик, главный редактор газеты "Дом актера", специально для РИА Новости.
Сергей Женовач – режиссер особенный, для него литература в театре не просто первична. Именно слово есть главный источник его театральности. Текст подсказывает ему и пространственное решение спектакля, и способ актерского существования. В Студии Театрального Искусства не боятся переводить массивы прозаического авторского текста в пространные монологи. Голос автора не прячется в инсценировке за диалогами, а подается как есть. Правда, Женовач любит обнажать этот прием: актеры играют и персонажей, и отношение автора к персонажам, открыто комментируя свои действия текстом литературного произведения.
Новый театральный сезон: смена власти и неудобная драматургия >>
Женовача порой называли архаистом, чтобы подчеркнуть строгую классичность его стиля, да и авторы, которых ставил Сергей, многое говорят о режиссере: Гоголь, Достоевский, Чехов, Диккенс, Платонов.
Только что состоялась премьера в СТИ. На этот раз Сергей Женовач удивил выбором литературы, поставив прозу Венедикта Ерофеева "Москва-Петушки".
Казалось – разве Женовач пустит на сцену бомжа советского времени, пьющего до потери пульса? Женовач и не пускает. Венечка, которого в СТИ играет Алексей Вертков, – интеллигент, пьющий, но не хмелеющий, рассказчик и писатель, а пишет-то Венечка по трезвости. Вертков играет не собутыльника из пьющей в электричках советской России, а писателя, вспоминающего о своем последнем путешествии по привычному для него подмосковному маршруту "Москва-Петушки".
В подтексте режиссер через Ерофеева полемически высказывается относительно того, что называют движением "новой драмы". Словно Женовач говорит: "Смотрите, а что новая драма прибавила к тому, что было до них, и было лучше?".
Вот он – герой дна советской эпохи, в окружении людей, выброшенных на обочину жизни, спивающегося предместья. И матерились до новой драмы в литературе, и погибали от немотивированной жестокости не только сегодня, но и сорок лет назад. Только тогда, чтобы написать такой текст, требовалось писательское мужество, поскольку такую прозу никто бы не помыслил напечатать.
С тех лет, конечно, изменились бытовые детали. За 2 рубля 60 копеек или за трешку выпивку сегодня уже не купишь. И билет на электричку за 35 копеек не купишь, и пива "Жигулевское" не отведаешь.
Сам режиссер признавался, что ему приходилось объяснять молодым студийцам, что радио вечно звучало в квартирах, и транслировали в основном классическую музыку. Пел Иван Козловский, а остальные, слушая тенора, пили. И арфистку Веру Дулову не могли не знать, даже если бы герои поэмы "Москва-Петушки" захотели бы не знать, поскольку радио без устали образовывало спивающийся народ.
Женовач всеми силами доказывает, что литература Венедикта Ерофеева классична. Венечка в спектакле – писатель, который не доходит до Кремля, потому что там тупик, там могила. Кусок кремлевской стены появится в спектакле как-то угрожающе.
Женовач уподобляет Венечку русскому писателю, который лучше себя чувствует, когда куда-то едет. Он отказывается быть советским писателем, проводящим жизнь в баре ЦДЛ. Его бар – подворотня Курского вокзала.
Однако Венечка не спускается в ад жизни, просто он не позволяет себе подниматься туда, где его ждет ложь. Он выбирает народ, который пьет, а пьет этот народ потому, что есть тоска по свободе и по празднику. В этих импровизированных скудных застольях они проживают счастье несбывшихся судеб, по сути, собственных судеб.
Где еще им поговорить о советнике Иоганне фон Гете, декабристах и Вере Дуловой? Перед нами проходит галерея шукшинских чудиков: вороватые Дедушка Митрич Сергея Качанова и его Внучек Александра Прошина, по-гоголевски уподобленные друг другу. Где демагогическому полемисту Черноусому Григория Служителя, досужему Декабристу Игоря Лизенгевича свою образованность показать, как не в компании собутыльников? Где Дарье Анны Рудь рассказать о своей сложной судьбе, как не в кругу пьющих мужичков; показать им свои выбитые зубы и вставные стальные? За свое повествование она будет просить все время подлить. Бутылка объединяет, делает всех равными, и тосты с гранеными стаканами поднимают они к небу, пьют за фон Гете, Тургенева, Веру Дулову.
На сцене вместо неба – увешенная гирляндами люстра, но вместо хрусталя на ней красуются пустые бутылки разной величины. Точно такая же люстра висит и над зрительным залом.
Художник Александр Боровский вместе с режиссером уподобляют зал сцене, а сцену – залу. Мы внутри этого путешествия по дороге "Москва-Петушки". Венечка начинает спектакль из зала, и люстра начинает опасно вибрировать, грозя обвалиться на публику. Занавес из красного плюша напоминает советский ДК.
Театральный гид со слезой комсомолки >>
Привилегия по части изображения откровенного, присвоенная "новой драмой", тоже может быть подвергнута сомнению, когда в спектакле играется сцена близости Венечки с той, которой он так и не довезет в своем потрепанном чемоданчике скудное угощение. Девушку-балладу играет Мария Курденевич. Рыжеволосая, доступная и прекрасная, она свободна, поэтому Венечка и хочет прикоснуться к ней. Ее стройное тело завораживает его. Ее загорелые ноги ведут в ним свою любовную игру. Сорвется с его языка, что она б…, – и она ножкой лениво ударит его по щеке. Стоит ему выразиться более деликатно – она той же ножкой его погладит.
Откровенность не мешает целомудренности, красоте, что, конечно же, удаляет Ерофеева от "новой драмы", а не приближает к ней.
Сергей Женовач настойчиво превращает прозу Ерофеева в классику, а героя делает человеком в большей мере писательского стола, нежели опустившегося на дно жизни и погибающего человека. Таково, вероятно, принципиальное решение режиссера.
Лично мне не хватило нарастающей фантасмагории к финалу, когда трудно понять, где пьяный бред, а где правда, когда пульсирует воспаленное алкоголем сознание Венечки, а когда его настигает наша дикая варварская бытовая жестокость. Венечка здесь с небес повествует о своей жизни и смерти. И два чудесных ангела – Катерина Васильева и Мириам Сехон – сочувствуя ему, уберечь его все-таки не смогут.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
