Федор Лукьянов, главный редактор журнала "Россия в глобальной политике" специально для РИА Новости.
вадцать лет назад, в феврале 1991 года, вступала в решающую фазу операция "Буря в пустыне" - международная коалиция под руководством США уже освободила территорию Кувейта от иракской оккупации и готовилась нанести окончательный удар по режиму Саддама Хусейна. Войне в Персидском заливе придавалось поистине историческое значение. Впервые со времени совместной борьбы с нацизмом СССР и страны Запада не противостояли друг другу, а выступили в едином строю, дабы восстановить законность и справедливость. Предполагалось, что это станет прообразом и одновременно первым проявлением "нового мирового порядка", идущего на смену биполярной конфронтации. И казалось более чем естественным, что полигоном для его испытания становится именно Ближний Восток, регион, столетиями порождавший острые конфликты, а в годы холодной войны служивший ареной ожесточенного идеологического и геополитического противостояния Москвы и Вашингтона.
Двадцать лет спустя эта часть мира не менее взрывоопасна, чем в прежние эпохи, а вместо ожидавшегося "нового мирового порядка" глобальная политика все явственнее вступает в состояние полной неопределенности.
Примечательно, насколько мало – по сравнению с другими уголками планеты – политические бури двадцати лет изменили ландшафт Ближнего Востока. Во всяком случае, до последних недель общий дизайн моделей управления и системы интересов в регионе (за вычетом оккупированного в 2003 году Ирака) мало отличался от того, что существовал на рубеже 1980-х – 1990-х годов. Тогдашний смерч кардинально перекроил Европу, стер с географической карты Советский Союз, стимулировал трансформацию Восточной и Юго-Восточной Азии (не только ускорение реформ в Китае, но и демократизация Южной Кореи, Тайваня, Индонезии), запустил модернизацию в Индии, вывел из моды диктатуры по всей Латинской Америке и содействовал отмене режима апартеида в Южной Африке. И только на Ближнем Востоке у власти сохранились авторитарные режимы, зачастую – даже без персональных изменений, в лучшем случае предпринявшие косметические меры по улучшению имиджа.
Отдельные эксперименты с демократизацией давали результаты от плачевных до катастрофических. Гражданская война в Алжире после победы на выборах 1991 года Исламского фронта спасения, приход к власти ХАМАС после голосования 2006 года в Палестине, не говоря уже о "навязывании демократии" в ходе второй иракской войны, начатой Соединенными Штатами в 2003 году. Так что, призывая власти Ближнего Востока к реформам, Вашингтон предпочитал на практике иметь дело с существующими кадрами. Тем более что одержимость борьбой с терроризмом, восторжествовавшая в 2000-х годах, оттеснила на второй план все прочие мотивы.
Впрочем, одно важное изменение за истекшие годы все же произошло. С распадом СССР исчезла система геополитического баланса, действовавшая на Ближнем Востоке во время холодной войны. В результате вся ответственность легла на плечи оставшейся сверхдержавы – США, но их способность управлять событиями снизилась. Наглядно проявились границы силы даже такой могущественной страны, как Америка – подавляющее военно-политическое и экономическое превосходство еще не гарантирует успеха проводимой стратегии, что особенно ярко показали Ирак и Афганистан. А, почувствовав это, более независимо стали вести себя отдельные государства региона. Впрочем, режимы стран Ближнего Востока и Северной Африки все больше и больше были озабочены не распространением своего влияния, а удержанием под контролем ситуации внутри. Уже к началу 2000-х годов стало понятно: государства этой части света резко отстают в развитии от других, например, от востока и юго-востока Азии, что особенно бросалось в глаза в условиях глобализации и прозрачности информационных потоков.
Политические и экономические противоречия, накопившиеся за два десятилетия после холодной войны, детонировали месяц назад в Тунисе, а теперь события напоминают шторм того же масштаба, что в 1989-1991 годах снес прежнюю архитектуру политики и безопасности в Европе. Но тогда была, по крайней мере, надежда на то, что на смену устройству холодной войны идет другой устойчивый порядок – в Европе и во всем мире. Проще говоря, казалось понятным, кто проиграл, а кто победил, и все были уверены, что победитель установит новые правила и направит ситуацию в нужное русло. Это тоже оказалось во многом иллюзорным, но сейчас нет даже подобных позитивных ожиданий.
Постколониальная эпоха на Ближнем Востоке началась 55 лет назад, осенью 1956 года, когда полным провалом обернулась попытка Франции и Великобритании навести порядок во время Суэцкого кризиса. Колониальные империи уходили с исторической арены, уступая место новым хозяевам мира – СССР и США. Именно к ним отныне прислушивались националистические движения региона, стараясь встроиться на той или другой стороне в систему глобальной идеологической конкуренции и использовать ее в собственных интересах.
"Суэцкий кризис"-2011, судя по всему, знаменует собой завершение этой самой постколониальной эпохи. Советский Союз сошел с дистанции первым, Россия уже не претендовала на подобную роль на Ближнем Востоке, теперь, похоже, настает очередь Соединенных Штатов. Но на сей раз нет крупных игроков, которые могли бы взять лидерство на себя. Внешний патронат, который в разных формах на протяжении двух столетий определял ход событий в регионе, сменяется хаотической игрой местных сил – националистических и религиозных. Это можно назвать следующим этапом самоопределения и – в определенном смысле – демократизацией. Однако последствия ее будут похожи не на бархатные революции 1989 года, а скорее на сценарий Ирана-1979. Кстати, роль Ирана, как и новой, намного менее прозападной, Турции резко возрастает как двух наиболее устойчивых стран региона, имеющих явные амбиции.
Первая война в Персидском заливе завершилась 28 февраля 1991 года. Джордж Буш-старший не рискнул пойти тогда до конца и свергнуть Саддама Хусейна военным путем. Холодная война, которая только что закончилась, приучила к осторожности. Возможно, это было его ошибкой – свержение диктатора в тот момент могло дать импульс к переменам на Ближнем Востоке, и регион не остался бы "островом стабильности" на фоне мировых изменений. Когда дело отца в следующем десятилетии довершил сын, было уже поздно: вместо стимула к обновлению свержение и казнь Саддама стали признаками усугубляющейся международной анархии. Волна потрясений, выплеснувшаяся сейчас, открывает новый акт драмы, начало которой положили события 20-летней давности.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
