Витаутас Ландсбергис, патриарх литовской политики, один из инициаторов провозглашения Акта независимости Литвы в 1990 году. В январе 1991 года он возглавлял Верховный Совет республики и был непосредственным участником событий, когда советское руководство решило ввести войска в Литву в попытке вернуть ее в состав единого государства. Накануне 20-летия тех событий он поделился своими воспоминаниями с корреспондентом РИА Новости.
- Как Вы оцениваете то, что произошло 20 лет назад, когда люди вышли на улицу, чтобы защитить независимость?
- Мне хотелось бы, чтобы как можно больше людей знало просто факты. В этой череде событий участвовали люди из Компартии Литвы, которые, потеряв здесь власть, хотели, прислуживаясь Москве, снова сесть на трон в Вильнюсе. Говорю на трон, потому что это было диктаторское правление. Для этого им, и, наверное, кремлевскому руководству, надо было сместить возникшую и уже окрепшую литовскую демократию. Поэтому уже перед новым годом над Литвой сгущались тучи. Господин Горбачев говорил сенатору Кеннеди: «Мы не будем применять силу в Литве, если только не возникнет опасность для жизни людей». Согласно этой формуле, они могли спровоцировать такую опасность и применить силу. Предлог создать очень легко.
Психологически мы были готовы, что все может быть, потому что Советский Союз прервал переговоры с Литовской республикой. И пригрозил новыми экономическими санкциями, хотя блокада, действующая с апреля по июнь, была прекращена. Нам угрожали остановить все поставки, это должно было вынудить нас за зиму перерезать весь скот. То есть решили больше не заигрывать с Литвой, а сокрушить ее. Согласно архивным данным, которые впоследствии были опубликованы, в помощь подразделениям, которые дислоцировались в Литве и в самом Вильнюсе, в так называемом Северном городке, войска перебрасывались из Псковской области. Там располагался гарнизон с танками, бронетранспортерами, и была дивизия внутренних войск, которая вскоре взяла опеку над вильнюсским ОМОНом. Уже 8 января в Северный городок прибыли новые десантники. Для руководства операцией прибыл генерал Варенников. Кремль рассчитывал использовать недовольство людей тем, что внезапно были подняты цены, особенно на продовольствие (до четырех раз), с пустыми увещеваниями, что в будущем будут выплачиваться компенсации. Это было как издевательство со стороны нашего собственного правительства.
- Цены подняло правительство уже независимой Литвы?
- Да, хотя Верховный Совет в декабре запретил менять ценовую политику, пока граждане не обеспечены компенсациями. А на что покупать, если в четыре раза дороже продовольствие? В рабочих столовых на предприятиях цены подняли еще больше. Считалось, что это был шаг к постепенному переходу к рыночной экономике. А поскольку налоговых поступлений недостаточно, сначала надо поднять цены. И правительство Казимиры Прунскене пошло на это, кстати, еще не расследовано, как принималось это решение вечером с 4 января, 5 же января началась переброска войск. Как по нотам. В понедельник 7 января в печати появилась новость о повышении цен, что стало шоком для простых людей и, конечно, для парламента и руководства. Мы созвали президиум Верховного Совета и огласили обращение к народу о том, что изменим эту ситуацию.
В тот же день я отправил Михаилу Горбачеву телеграмму о том, что ситуация очень напряженная и опасная, что я согласен приехать куда и когда надо, чтобы избежать худшего. Конечно, ответа не поступило. А 8 января парламент уже штурмовали якобы рабочие, вроде бы народ с вильнюсских предприятий, говорящие по-русски, поэтому не вполне, может быть, ориентирующиеся в том, что делается. Их настраивали против националистов, которые разрушают советский строй. В толпе, которая смогла прорваться в парламент в то утро, было много молодых людей одного возраста, одинаково постриженных и в военных сапогах, хотя и в гражданской одежде. Они, вероятно, уже имел задание сместить парламент еще 8 января. Но у них ничего не вышло.
Я обратился по телевидению ко всей Литве с призывом защитить избранную власть. И люди пришли. Наша немногочисленная охрана еще боролась с прорывающимися в парламент, а уже начали приходить люди с национальными флагами и мирно, без всякой драки, своими телами оттеснили эту агрессивную толпу с переодетыми военными.
Прислужники из компартии и известных структур, объявили о митинге на следующий день, 9 января, против Верховного Совета. Мы тоже пригласили людей, чтобы они пришли на митинг для охраны Верховного Совета, и я указал и нашим союзникам и нашим противникам, чтобы они не соприкасались физически. Тогда мы еще только готовили Закон о полиции, но часть милиции была лояльна Литовской республике, и они охраняли Верховный Совет, чтобы массовый митинг «советских патриотов», так сказать, не ворвался в парламент.
Но ситуация ухудшалась. Военные уже открыто разъезжали по улицам и шоссе между городами, демонстрируя, что настоящая власть у них. Были зафиксированы несчастные случаи, когда они разбивали гражданские машины, а одну женщину в Каунасе раздавили. Начали занимать официальные объекты – здания печати, где располагались все редакции и типографии, захватили только создаваемый нами Департамент обороны, где мы записывали добровольцев. Они давали присягу, потому что уже было ясно, что надо постоять за себя.
И вот пришел день 12 января, казалось, более спокойный. Вроде бы было тихо, но все случилось той ночью. После нескольких дней бодрствования я пошел домой, чтобы принять душ и вернуться. Но я не успел ступить в ванну, как мне позвонили, что едут танки. Где-то около полуночи. Я помчался обратно, и всеми доступными средствами призвал всех депутатов срочно прийти в парламент. Конечно, мы приняли несколько обращений к правительствам и парламентам мира, сообщая, что уже применяется военная сила, и создали Совет по обороне. А потом просто ждали своей участи.
Начали поступать сведения о телевизионной башне, о том, что есть убитые, что стреляют в людей, и не холостыми патронами, как кто-то успокаивал, мол, это только для страха. Нет, они начали стрелять боевыми. Ну и, конечно, были застреленные и убитые взрывными пакетами, которые тоже бросались в лицо людям, и раздавленные танками. Среди них девушка Лорета Асанавичюте, которая стала символом безоружного литовского сопротивления бесчеловечной советской военной машине.
Мы ждали нападение и на парламент, и, видимо, план был. Но атака шла на телевизионную башню, чтобы уже с нее огласить, что совершен переворот, в Литве снова советская власть, плохое правительство свергнуто и так далее. Но там было много людей, и их не смогли разогнать даже убийствами, как предусматривал военный план. Иногда говорят, что это был какой-то местный переворот, мол, начальник гарнизона что-то сделал по просьбе компартии… Это все мура. План составляли в Москве, готовилась настоящая военная операция против Литвы. Конечно, местные тоже были вовлечены, они писали Горбачеву с просьбой применить силу. Как когда-то против Чехословакии, когда группа коммунистов написала Брежневу. Им, наверное, просто приказали: «Вот сейчас напишите, и мы едем». То же самое было и здесь. Кто-то попросил, и пожалуйста, почему нет.
День 13 января был подобран специально – воскресенье. Ни парламенты, ни правительства не работают. Еще за два дня до этого было принято решение об операции «Буря в пустыне», то есть нападении на Ирак после его отказа уйти из оккупированного Кувейта. Западные страны сказали, что они никогда не согласятся с оккупацией Кувейта, требовали, чтобы Саддам Хусейн убирался из Кувейта, а если нет, то будет применена сила. А что про нас? Конечно, не было приказа убираться из Литвы. Была слишком большая ставка, и на это рассчитывали в Кремле. Отчасти правильно рассчитывали. Так что Запад и Соединенные Штаты не пошли на большое обострение, хотя и осудили.
Было очень тяжело, особенно час или два, когда не удавалось ни до кого дозвониться. С Горбачевым, хотя линия не была отключена, меня не соединяли, говорили, что спит, просто издевались. Верховный главнокомандующий спит во время такой операции! А Ельцину я дозвонился. Он позвонил Горбачеву и сказал напрямую: «Прекратите это безобразие!». Горбачев тогда не послушался, до августа он еще думал, что он всем правит. Он одним приказом по телефону мог остановить все это, о чем я и просил. Но не остановил. Однако на парламент не напали.
Утро удалось дозвониться до представителя Литвы в Норвегии, а он связался не только с главой МИД Норвегии, но и с министром иностранных дел Исландии Йоном Балдвином Ханнибалссоном, который действительно был нашим искренним другом. И они сообщили и в Совет Безопасности, и в НАТОвские структуры, что в Вильнюсе идет резня. Это подействовало. Последний приказ о взятии парламента не поступил.
Мы как-то были подготовлены: баррикады поставили на следующий день, добровольцы давали присягу, собирали кое-какое вооружение, охотничьи ружья, палки и бутылками с бензином, чтобы хоть что-то сделать с бронетехникой, если можно. По парламенту распространялся запаха бензина, и, наверное, это тоже было опасно. Но момент был исключительный, и люди были готовы на все.
- Оценивая события сейчас, двадцать лет спустя, Вы сделали ли бы что-нибудь иначе на пути к независимости Литвы?
- Ну, по сути другого пути не было. Мы пошли по пути провозглашения независимости и восстановления правовых отношений Литвы с остальным миром, включая Советский Союз. Тех отношений, которые существовали до нашей оккупации после сговора Сталина с Гитлером. Мы даже обращались к Михаилу Горбачеву, уговаривали его, что не может он быть продолжателем дела Сталина и пользоваться плодами этого преступного договора, и мы должны договориться мирно. Будем дружить, торговать, сотрудничать, как до оккупации. Но Москва не шла на такие переговоры, она решила сокрушить нас военной силой.
- Почему акт независимости Литвы был провозглашен в марте 1990 года, а трагические события произошли в январе 1991 года, то есть практически через десять месяцев? Советский Союз предпринимал какие-то действия, чтобы удержать Литву в составе единого государства?
- Была постоянная политика запугивания, психологическая война, психологический террор. Под окнами парламента разъезжали советские броневики с открытыми стволами тяжелых пулеметов. А потом экономическая блокада. Мы и сами уже хотели уйти от системы поставок, предлагали перейти на торговые отношения. И продовольствие, и специальное уникальное оборудование, которое производилось только в Литве для советских предприятий, пожалуйста, мы будем это делать дальше. Вы покупаете или взамен даете нам нужную продукцию, нефть или другие ресурсы, например, металл. Но советское руководство не соглашалось. Я помню, что даже после январской атаки обсуждался вопрос, отправлять ли эшелоны с мясом в Ленинград. И мы решили отправлять со специальной надписью на вагонах, что это русскому народу, а не преступному правительству. В том числе и для того, чтобы не настраивали против Литвы.
Хотя настраивать тогда и не получилось бы, потому что на следующий день сотни людей вышли на улицы Москвы по призыву Галины Старовойтовой. Люди хотели перемен. И Литва была примером, что можно начать перемены или перестройку снизу, не ожидая милости от верховной власти.
- А почему в Литве не был проведен референдум о независимости, ведь это могло быть дополнительным аргументом в переговорах и с советской властью, и с Западом?
- С Западом у нас не было проблем. Запад немножко осторожно старался стоять в стороне и только советовал нам идти на переговоры. А СССР хотел навязать референдум в связи с принятым – уже в апреле – законом о выходе из Советского Союза. И для нас это было уже задним числом.
Мы провели настоящие конкурентные выборы, на которых «Саюдис» победил компартию с большим перевесом. Когда он стал властью и сформировал правительство, это уже был март. И мы считали, что наша программа абсолютно открыта, мы заявляли, что пойдем на провозглашение независимости со всеми последствиями. И люди голосовали, это был вотум доверия, мандат, который мы должны были исполнять. В феврале мы провели референдум по первой статье новой Конституции. Она была очень простой и ясной: Литва является независимой демократической республикой. На референдуме мы спросили: да или нет. 90% проголосовало ДА.
- Сразу после январских событий в Вильнюсе Борис Ельцин и представители трех стран Балтии в Таллине подписали договор об основах межгосударственных отношений. С литовской стороны этот документ подписывали Вы?
- 13 января я был в Вильнюсе. Я не мог лететь в Таллин, было не ясно, что будет следующей ночью. Наш представитель подписал за меня, а я получал тексты по факсу и возвращал обратно со своим согласием.
- А что дало Литве подписание этого документа?
- Очень важным было понимание со стороны российских демократов и лично Бориса Ельцина, но и многих, многих других – Старовойтовой, Афанасьева, Собчака, Хасбулатова, Бурбулиса, Гайдара и других. Они немного косились на нашу независимость, это чувствовалось, но все-таки разрабатывали документы о нормализации отношений между Литвой и Россией.
- Что еще предстоит сделать Литве на пути к строительству такого государства, которое Вы хотели бы видеть спустя десятилетия после тех событий?
-Надо еще очень много сделать в области мышления людей, отношения к своему государству. Как-то трудно дается. Видимо, люди привыкли смотреть на государство как на чужое, у которого можно украсть, которое можно обмануть, преступить закон, мол, если тебя не поймают, то не так плохо, это же «оккупанты». А то, что сейчас это твое государство, и ты должен быть честен по отношению к нему, не является всеобщей нормой, увы! Так что, вот это постсоветское мышление является самой большой проблемой. Мы думали, что за лет десять – двадцать подрастет новое поколение и будет совсем уже иначе. Оказалось, что это не так. Двадцатилетняя молодежь уже мыслит по-другому, но она еще не у власти.
