Ольга Галахова, театральный критик, главный редактор газеты «Дом актера», специально для «РИА Новости».
Театральный центр им. Вс. Мейерхольда, компания «Театральные решения» и студия «SounDrama» сыграли в рамках художественной программы «Гоголь» премьеру совместного спектакля «ГОГОЛЬ. ВЕЧЕРА. Часть III», взяв за основу повесть «Вечер накануне Ивана Купала».
Владимир Панков — человек-оркестр как в переносном, так и в буквальном значении. Актер, окончивший ГИТИС (курс Олега Кудряшова), он являет себя во многих качествах: и актера, и режиссера, а также создателя собственного коллектива — «SounDrama». Еще до поступления в театральный институт он увлекся фольклором, и за подлинным звуком шел не столько на Горбушку, чтобы запастись дисками продвинутых западных групп, а ездил по русским деревням, где записывал вместе с товарищами песни, частушки, плачи, свадебные обряды, словом все, что им напевал народ.
Хотя не верно думать, что с музыкальной современной культурой или с классической музыкой Панков не знаком, совсем нет: он — продукт и этих культур, это всегда слышно в его спектаклях, которые ставятся им по законам музыкальной драмы. Частушку он может сблизить, к примеру, с рэпом, поддать слегка хип-хоп. Обнаружить в бабьем русском плаче ритм болеро. Выявить классический симфонизм в народных мотивах.
Вжившись в роль странника и собирателя того, что поют в забытых деревнях, он увлекся еще одним коллекционированием: Панков собрал уникальную коллекцию народных инструментов и продолжает ее пополнять. Куда бы с гастролями он не приезжал, Володя находит волынки и бандуры, рожки и колокольчики, дудочки и всякие другие редкости, которым слова-то трудно подобрать.
Он ищет подлинный звук в технопространстве, и находит настоящее в архаике.
Есть авангардисты, которые, так сказать, идут «avant», вперед, ищут новое в будущем, а есть совсем другие, обращенные в своем поиске в седую древность старины глубокой.
Панков принадлежит к последним.
При этом, совмещая слово и архаику звука, Володя безошибочно чувствует литературную основу, в которой спрятано или явлено языческое. К примеру, когда он совместно с французами ставил поэму «Молодец» Марины Цветаевой, то, несмотря на то, что действие было вписано в вечеринку в западном стиле с неиссякающими коктейлями и мягким необязательным общением собравшихся, их фланированием от стайки к стайке, эта плавная пластика осознанно входила в контрапункт с напряжением музыки слова. То был звук последней, предельной женской страсти, крик мятежного чувства, вырвавшегося на волю. Такой вопль могла издавать древнегреческая пифия или наша славянская колдунья.
Три последних сезона Панков выдает раз в год по одной части задуманной им трилогии по «Вечерам на хуторе близь Диканьки» Гоголя: в 2007 году им поставлена «Майская ночь, или Утопленница», в 2008 — «Сорочинская ярмарка», и, наконец, последняя премьера — «Вечер накануне Ивана Купала».
Гоголь с его вниманием к малороссийской этнике органично вписывается в программу «SounDrama» Владимира Панкова, который ищет пересечения высокого литературного смыла со звуком, углубляющим текст. Слово здесь подчинено музыкальной партитуре, а событиям повести находится адекватный фольклорный строй.
Как известно, красавицу Пидорку сначала отец хочет разлучить с любимым ею Петрусем и выдать за богатого ляха. Панков встраивает этот эпизод в обряд сватовства, в котором задействованы дивчины и парубки, плач самой Пидорки, соло непоколебимого отца. Но не только музыкальный строй, но и режиссура Панкова впечатляет образным решением. Отец словно запрягает свою чернобровую красавицу дочку. Она опутана тенетами — это вожжи из веревок, из которых чем больше стремится выпутаться Пидорка, тем больше ее берут в плен. Привязанная к тому же к кресту она словно взбирается на Голгофу.
Сыграно последнее отчаяние, предел.
На сцене — живой звук скрипки, виолончели, некоего музыкального инструмента, боюсь ошибиться, но похожего на бандуру, трубы, а в самой глубине — в своем роде музыкальный центр, увешенный колокольчиками и дудочками, и Бог весть чем. Звук здесь не аккомпанемент состоянию, не иллюстрация чувств, а элемент драматургии, создающий особое напряжение и какой-то особый иррациональный гул, тот самый туман ночного леса, куда идет в ночь Ивана Купалы бедный Петрусь, чтобы сорвать цветущий папоротник. Дьявол-искуситель Басаврюк, как известно, пообещал ему найти золото, которое поможет Петрусю жениться на Пидорке.
Басаврюк в спектакле — городской фраер в деревенском антураже. Хлыщ в элегантном черном костюме, балагур, выставляющий хутору водку, которую, как написано у Гоголя «пьют как воду». Выносится бутыль сверхогромных размеров, литров на десять. Среди жестяных ведер, мешков за деревянным грубым столом веселятся хуторские в шинке, а Басаврюк с оттопыренным пальчиком курит тут «Мальборо».
Гоголь упивается тьмой, а у Панкова – свои акценты.
Петруся пытается спасти в ночь Ивана Купалы дьячок отец Афанасий. Петрусю помогает молитва, которой мы не прочтем у Гоголя. «Крест на мне — крест за мной», — приговаривает Петрусь, срывая цветок. Но в битве за душу парубка между священником и Басаврюком одерживает победу последний, поскольку искушение червонцами приводит к тому, что свою душу молодой парубок все-таки продает черту. Он убивает братца Пидорки в этом мистическом лесу, и, кажется, потом, женившись на возлюбленной, не умирает, раскаявшийся, а превращается в этом лесу в оборотня. У Панкова исчезает не Басаврюк, а Петрусь, в которого оборачивается дьявол в новом для себя человеческом образе.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
