Дмитрий Косырев, политический обозреватель РИА Новости.
Андрей Громыко, министр иностранных дел СССР на протяжении почти трех десятилетий (1957-1985) - мировой рекорд - к своему столетию со дня рождения стал человеком-памятником. Дата - 18 июля - начала отмечаться задолго. В подземных переходах московского метро продаются книги о нем (верный знак читательского признания). В стенах ООН устраивается памятная конференция, которую посещает даже Генри Киссинджер и множество прочих уважаемых людей. И так далее.
Тут заметны два источника восхищения. Один - это Белоруссия, поскольку родом Громыко из села Старые Громыки неподалеку от Гомеля. И тут все понятно - это, наверное, самый значительный из людей, родившихся на белорусской земле. Вдобавок хоть и формальный, но глава государства одной из двух мировых сверхдержав (1985-1988, Председатель Президиума Верховного Совета при Горбачеве).
Второй источник восхищения - российский. Громыко представлял, как уже сказано, сверхдержаву. Из справки, наугад выловленной в интернете: «выдающийся дипломат ХХ века… государственный и политический деятель… принял непосредственное участие в создании Организации Объединенных Наций и подписал от имени СССР Устав ООН на конференции в Сан-Франциско (1945). В течение многих лет он использовал свое дипломатическое искусство для заключения целого ряда соглашений о разоружении, которые и по сей день остаются фундаментом международной структуры мира». Все точно и все понятно.
Выдающийся - хорошо, но был ли Громыко великим дипломатом? Это провокационный вопрос в эпоху после 20-го века, в котором существовало два прочтения того, что такое дипломат с большой буквы. В массовом сознании это человек, добивающийся своим искусством того, чего реальный вес и положение его страны вроде бы не позволяет. То есть - артист, яркая личность. Например - канцлер Александр Горчаков, без которого Россия так и оставалась бы на десятилетия проигравшей войну, а вот при Горчакове - вывернулась и снова стала державой. Дипломатия, говорят, это искусство возможного (партнера не заставишь подписать то, чего он не хочет). Тем более всем нравится, когда достигают невозможного.
А второе прочтение - это дипломат-бюрократ, неяркий и незаметный исполнитель президентской (премьерской, императорской, и т.д.) политики. Если вы европеец (но не американец), то вы - жертва второго прочтения, в Европе сегодня считается, что любой государственный чиновник - это не национальный лидер, а исполнитель опросов общественного мнения.
В СССР эта вторая концепция победила при Хрущеве, и не только в отношении внешней политики. А до этого было начало дипломатической карьеры Андрея Громыко в 1939 году. Это был особый год. Будущий маршал Георгий Жуков в ту же эпоху тоже вдруг оказался резко повышенным в должностях, потому что с тогдашними маршалами кое-что произошло. Не все повышенные, кстати, оказались Жуковыми…
Представим себе научного работника, специалиста по сельскому хозяйству (Институт экономики Академии Наук СССР), призванного в МИД - то есть, извините, в НКИД. Где с яркими личностями, артистами дипломатии к 1939 году тоже стало сложно. И сразу - советник посольства в США (!), в 1943—46 - то есть в 34 года! - посол в США и на Кубе, в 1946—48 постоянный представитель СССР в ООН, в 1952—53 посол в Великобритании… Понятно, что человек в таком возрасте и с такой подготовкой, попав на такую работу, усваивает печальные уроки предшественников и не думает о блеске и славе - а в основном о том, как бы точно выполнить указания и не подставиться. Именно по этой причине, кстати, был избран и министром иностранных дел в 1957 году: не виртуоз, а исполнитель.
В этом смысле Громыко стал одним из символов эпохи, которая началась с уничтожения всего яркого и выдающегося в советском истеблишменте, и кончилась семидесятыми - торжеством и спокойной жизнью всего неяркого. Талантливые люди в этой эпохе все равно были (и, кстати, Громыко тоже к таковым относился), но вот стиль, стиль…
Это невысовывание, каинова печать советского образа жизни, насаждавшееся в том числе идеологически («скромность» как достоинство коммуниста), было, повторим, лишь видимостью. Неяркая, да попросту неграмотная высшая бюрократия опиралась на созданный тогда же класс образованных и умных исполнителей (которые, кстати, и затеяли в итоге перестройку - но не успели, были сметены волной). И, рискну сказать, не последняя заслуга Андрея Громыко перед Родиной в том, что это при нем сложился МИД, этот поразительный по компетентности организм, где интеллектуальный блеск и опыт забавным образом сочетались с тем же показным советским кондовым стилем - иногда в одном и том же человеке. Помнится, в 90-е годы многие пытались спорить с дипломатами насчет внешней политики и мироустройства - и споры эти шли до того момента, когда (если) звучало: факты на стол. А вот тут уже оказывалось, что лучше с дипломатами не сталкиваться… Если бы не МИД, этот «коллективный Горчаков», еще неизвестно, в каком месте наше государство оказалось бы сегодня. Примеров в окружающем нас мире сколько угодно.
Трудно судить о личной талантливости дипломата, когда его государство сильно. По поводу этого ходило немало шуточек о дипломатии князя Талейрана: если твой хозяин - Наполеон, то твое дело лишь правильно оформить присоединение какой-нибудь там Голландии… Тоже, кстати, был бессменным главой МИДа, при Бонапарте и Бурбонах, и тоже этот МИД создал - он во Франции и сегодня тот же. Но СССР при Громыко вовсе не был всесилен, и министр проводил довольно осторожную политику - по крайней мере, после затеянного Хрущевым Карибского кризиса 1962 года, который Громыко как раз и разгребал. А после этого - все понятно: баланс с США и игра на подрыв позиций друг друга где-нибудь в Африке или Азии, но только не напрямую. Вот такая внешняя политика.
И последнее. Андрей Громыко вообще-то не был «Господином Нет». Первоначально эта кличка досталась Андрею Вышинскому, министру иностранных дел СССР в 1949-1953 годах, и еще год представлявшему Москву в ООН. Тот действительно любил «нет», и прежде всего в ООН, где с удовольствием использовал право вето. К Андрею Громыко лишенные воображения американские журналисты тоже попытались приклеить эту кличку, но она не очень прижилась, потому что Громыко умел говорить и «да», если это было выгодно и уместно.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
