В конце советского периода появилось такое страшноватое понятие – очернение истории. Смысл его был всем очевиден: очерняют – это когда определенный отрезок нашего общего прошлого рисуют в нарочито негативном свете. Создают впечатление, что не случалось в то время ничего хорошего, не жили в стране порядочные люди, а если и жили, то прятались где-то в подполье. В те позднесоветские годы «очерняли» сталинский и брежневский периоды советской истории. А теперь, по-моему, очерняют периоды горбачевский и ельцинский.
Очень многие «историки» сплавляют эти две очень разные эпохи в одну и называют ее просто - периодом девяностых. Правда, под девяностыми при этом понимают не только годы правления Ельцина, но и предшествующий «перестроечный» период.
Очернение истории - дело и в самом деле скверное, хотя для России вполне привычное. Таким же образом большевики рисовали всю дореволюционную историю России как «барство дикое, без чувства, без закона». Так что тут мы имеем дело с не самой лучшей национальной традицией. Вы спросите – почему традиция эта плоха? Во-первых, потому что история, нарисованная одной черной краской, - это всегда неправда. «Общества, состоящего из одних дегенератов, трусов и подлецов, не было ни в одном государстве в мировой истории. Не было его и в России»,- с этой мыслью главного редактора исторического журнала «Родина» Юрия Борисенка невозможно не согласиться. Обоснование ей можно найти и в Священном Писании: «Без трех праведников несть граду стояния». Если страна жива (или хотя бы жила) – значит, в ней есть не только достойные люди, но и вера, на которую эти люди опираются. Во-вторых, очернение истории опасно еще и потому, что проистекает оно, как правило, не из самых чистых источников. Перечислим некоторые из них.
Первый (и самый главный!) – это карьеризм, желание угодить начальствующим. Ничто так не греет самолюбие нового начальника, как грязь, якобы бескорыстно и объективно бросаемая в сторону старого. Правда, бросают ее чаще всего люди, многим обязанные этому самому старому начальнику. Похожую ситуацию мы наблюдаем и сейчас: хула на «лихие девяностые» часто возносится людьми, сделавшими в тот период карьеры и состояния, активно прославляя «сумерки свободы», которые стояли тогда над страной.
Второй мотив очернителей – это удовольствие осла, лягающего мертвого льва. Телевизионные кадры демонстраций восьмидесятых и начала девяностых годов вызывают у мещанина и циника вполне понятное раздражение. Он-то так не мог и не может. Люди, собравшиеся вокруг Белого Дома в августе 1991 года, реально готовы были умереть за свободу. А мещанину этого не понять – вот он и придумывает рассказы о «накачанных наркотиками» иностранных наемниках, вспоминает пьяного Ельцина и прочую тематику желтой прессы.
Ельцин останется в нашей памяти не из-за своих политических талантов – их ему и в самом деле не хватало, равно как и внутренней дисциплины и осознания своей роли в истории. Просто в какой-то звездный час своей жизни он стал символом надежды этих людей со старой кинопленки – измученных дефицитами и недостачами, но страдающих еще и от того высокого голода, который теперь почти исчез. Режиссер театра на Таганке Юрий Любимов назвал его в те годы «духовным голодом». Одним из проявлений этого голода было желание увидеть, услышать, сказать и написать правду. Вторым – увидеть, услышать и прочитать эту правду в новом искусстве, в новых формах, как можно более отличных от надоевшей советской упаковки. Третьим – желание найти своего Бога. Поскольку о Боге нам перед этим семьдесят лет ничего не рассказывали, мы часто искали Его неумело. Как выразился сегодня религиовед Александр Щипков, в те времена каждый человек мастерил своего Бога. У кого-то получался идол, у кого-то – икона. Да, наш поиск Бога часто заводил нас не туда, но свобода это и есть – поиск.
И вот тут мы подходим к более сильным и сложным аргументам очернителей девяностых. А нужна ли России свобода? А зачем она, если при ней люди спиваются, бросают работать и мошенничают? Тут происходит подмена понятий. В христианском понимании настоящая свобода – это прежде всего свобода от греха. Спиваются люди не от свободы, а от несвободы – от своего бессилия перед грехом. Кстати, несвобода была одной из причин повального алкоголизма среди дельных образованных людей в семидесятые годы. Как ты ни бейся – все равно получишь свои 120 рублей зарплаты, написанные «в стол» книги и вечно нереализуемые мечты о поездке в Париж. Вот люди и тянулись к бутылке…
К сожалению, бегство от свободы имеет в России глубокие корни, часто свободу проклинают даже люди, на самом деле многим ей обязанные. Зайдя в храм в дачном Пьемонте моего детства - селе Троице-Сельце под Москвой – я с интересом прочел развешенную на стенде у входа историю местной церкви Святой Троицы. Я-то этот храм помню еще совсем разрушенным – с едва сохранившимися ликами четырех евангелистов на стенах, стоявших под открытым небом (крыша давно обвалилась). Оказывается, церковь была освящена еще в 1849 году. Потом – революция, закрытие, переоборудование под склад и кинотеатр, почти полное разрушение. И вот теперь храм, переданный верующим в 1993 году, возрожден и процветает. Но как же описывают авторы приходской истории период, благодаря которому это возрождение стало возможным (вспомним, что временем реабилитации церкви стал 1988 год, празднование тысячелетия христианства в России)? А вот как: «Перестройка», моровой язвой пронесшаяся по российским просторам»… Вот вам, Михаил Сергеевич, и благодарность.
Удивительно, как сегодня вчерашние советские патриоты и атеисты сегодня поднимают на щит религию – естественно, единственно-правильную для всех. Как-то мне довелось присутствовать на круглом столе, посвященном размещенным в датской газете карикатурам на пророка Мухаммеда и последовавшим за этим возмущением в исламском мире. У датских карикатуристов защитников не нашлось. Все требовали их наказания. И это притом, что за столом сидели бывшие главные редактора журналов, где карикатуры на Иисуса Христа и «попов» появлялись чуть ли не каждую неделю. Такого рода люди особенно охотно клеймят «бездуховность» лихих девяностых. Только почему-то задним числом.
«Сегодня мы пожинаем плоды ложных идеалов девяностых, - провозгласила на недавнем круглом столе о воспитании молодежи лидер Государственно-патриотического клуба «Единой России» Ирина Яровая. – Мы получили целое потерянное поколение. Но в голос сказать об этом мы смогли только спустя годы».
Что ж, спустя годы говорить легко. Только зачем тогда говорить о воспитании у молодежи гордости за свое прошлое? «При всех трудностях именно перестройка сделала нас людьми»,- сказал когда-то Давид Кугультинов. Быть человеком – трудно. Но зато этим можно гордиться.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
