До нашего зрителя добрался фильм, который в сентябре этого года на Венецианском кинофестивале удостоился сразу двух наград – за операторскую работу и за режиссуру. Речь о только что вышедшем в прокат «Бумажном солдате» Алексея Германа-младшего. Доберется ли отечественный зритель до этой картины – другой вопрос. Интерес к авторскому кино у российского зрителя заметно сократился в последние годы. Причин на то много. Ну, да это отдельная тема.
Венецианские львы, доставшиеся режиссеру и оператору, ни о чем другом не говорят, как о признании кинематографического мастерства создателей этой картины авторитетными профессионалами. Вопрос: о чем говорит она сама?
О том, что блажен и несчастлив тот, кто посетил сей мир в его минуту роковую? Тогда те, кто пожили в ХХ веке и продолжают это делать в ХХI столетии, блаженны и несчастливы многократно.
Сколько их, роковых минут, мы уже перемогли и превозмогли. Мировая война – раз. Мировая война – два. Мировая террористическая бойня (11-е сентября и другие теракты) – три. Прорыв в Космос – четыре…
Теперь вот – Обама. Его избрание – тоже представляется рубежом, за которым должно вроде бы начаться новое летоисчисление. Так, по крайней мере, довольно многим кажется сегодня.
В фильме молодого Германа герои посетили сей мир в минуту, когда Гагарин рванул на околоземную орбиту.
В двух предыдущих его лентах героев, помимо их собственной воли, настигали «минуты роковые».
Для них Великая Отечественная («Последний поезд») – война без линии фронта и без тыла. От того в сердцах – скука и ощущение, что у этой замороженной реальности нет начала, и, следовательно, не будет конца. Что она навеки простужена и, следовательно, хронически больна. Героизм на экране есть, но он какой-то инерционный и в чем-то рефлекторный.
А в «Гарпастуме» Первая мировая движется по касательной и мимо взрослеющих мальчиков. И опять же помимо их воли. «Мальчики» отгородились от истории игрой, которая в античную пору называлась «гарпастумом», а в наши дни – «футболом». Кто-то надеялся отгородиться от действительности изысканной поэзией «серебряного века». Но, как мы сегодня знаем, тщетно.
Зато в «Бумажном солдате» герой – в самом центре исторической окружности; он на Байконуре, который в 61-м году прошлого столетия стал на какое-то время пупом Земли. Оттуда стартовал Гагарин.
Даниил Покровский Германа работает доктором при космонавтах.
«Пуп Земли» непригляден: сумеречная степь, весенняя слякоть… На переднем плане – равнодушный верблюд, усталые работяги, отчужденные казахи, неустроенный быт; на дальнем – слегка подсвеченная многоступенчатая ракета. Она символ будущего. Или, пожалуй, всего лишь знак мечты о Будущем. А рядом осколки, останки жуткого Прошлого: все еще не снесенные гулаговские бараки, выжившие и прижившиеся там зеки и зечки, недострелянные и не расстрелянные злые овчарки…
Тем временем, милые домашние лайки уже слетали в космос, и некоторые из них не вернулись.
Экспериментальные возвращения манекенов с орбиты не внушают оптимизма. Ни тем, кто готовит судьбоносный полет, ни тем, кто собирается полететь: три удачных попытки из десяти. В проброс поминаются первые космические путешественницы – лайки. Возникают нечаянные сравнения. Первые космонавты чувствуют себя подопытными существами.
Впрочем, это вполне добровольные, глубоко сознательные «лайки». Их романтизм жертвенный, отчасти напоминающий тот, что мы видели в фильме Михаила Ромма «Девять дней одного года», вышедшего на экраны страны в 1962-м году, то есть спустя год после первого космического старта. Но только лишь отчасти. Здесь все по-другому. Здесь климат иной.
И атмосфера общения иная. Температура на несколько порядков ниже.
Там были оживленные ученые разговоры. Все упражнялись в остроумии.
Здесь разговоры друзей, обрывающиеся на полуфразе, на полуслове... И единит их только, пробивающийся сквозь мутную житейщину мотивы и строчки из Окуджавы.
Там и здесь разные любовные треугольники. В одном случае женщина, мечущаяся между двумя достойными мужчинами; в другом - мужчина, осаждаемый двумя женщинами.
Там женщина не столько любит, сколько терпит героев своих романов. Тут мужчина больше терпит своих женщин, чем любит.
Но и там, и здесь любовная мелодрама разбивается об Утопию. В «Девяти днях» - о микромир. В «Бумажном солдате» - о мегамир.
Там скептицизм присутствовал как краска. Как контровая подсветка. Как средство против коррозии. Физики к тому же оказались самыми заядлыми лириками.
Здесь уже скепсис стал душой, натурой, вредной привычкой.
И там, и здесь герои чувствовали, что минута-то роковая, что они у черты, за которой начнется что-то новое.
Физики-ядерщики Михаила Ромма еще многого не знали про себя. В частности то, что они - «бумажные солдаты» из песни Окуджавы. Потому легко и отважно шагали в огонь.
Потомственный доктор и интеллигент Даниил Покровский все знает про себя и про своих друзей. И не потому, что его надоумил автор Алексей Герман. Просто он сам (и ведь веришь, что сам – такова сила художественной убедительности фильма) почувствовал, что стартовая площадка в Будущее – не кусок казахской степи, а вся страна со своим тяжело больным Прошлым.
Удачный полет Гагарина казался чудом. И действительно тогда показалось, что мы преодолели гравитационное притяжение Прошлого. А могло показаться, что это всего лишь – эпизод, случай.
Случай, что Гагарин тогда вернулся живым из показательного полета в космос. И случай, когда он не вернулся из полета тренировочного.
Под занавес фильма дана обыденная с символическим подтекстом сцена. Даниил описывает на велосипеде круги вокруг ветхого сарая. Это его околоземная орбита. Один виток, другой… А на третий раз… Из-за сарая выкатывается пустой велосипед. Доктор, следивший за здоровьем первого космонавта, умер. И он забыл, что он бумажный.
***
Одна из претензий к фильму: та страна, что изображена в фильме «Бумажный солдат», не могла запустить в космос Гагарина.
Ну, тогда та Россия, что описана у Радищева в «Путешествии из Петербурга в Москву», не могла родить Пушкина, Толстого, Чехова, и не могла породить всю культуру ХIХ века.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
