Ольга Курляндцева, корреспондент РИА Новости
Первое впечатление от Дулева ручья 15 января - все не так плохо, как казалось по рассказам. Первые метров пятьсот от того места, где ручей вытекает с закрытой территории РКК «Энергия» на общественную территорию Московской области, почищены весьма основательно, и местами видно и песчаное дно, и даже почти прозрачную воду. Она покрыта радужной нефтяной пленкой, которая ярко светится в лучах зимнего солнца.
Я приехала на место аварии спустя десять дней со дня разлива. Доступа на место добровольцам, прессе или кому бы то ни было еще, никто не ограничивает. Я спокойно хожу по лесу и снимаю происходящее на «мыльницу». Кроме нас и разрозненных МЧСовцев, которых как-то очень мало по сравнению с длиной ручья и количеством мазута, и которые продолжают из последних сил сваливать мазут лопатами в бочки на ближнем к Клязьме участке ручья, в лесу никого нет. Нас трое девушек - я, сотрудница Всемирного Фонда Дикой природы Ольга Пегова, и фотограф из какой-то газеты. Спасатели окликают нас и пытаются разговорить.
- Ребята, а вы откуда? - спрашивает их девушка фотограф.
- Из дурдома! - кричат они хором. Видно, что это хорошо отрепетированный ответ, и дают они его не в первый раз. Спасатели (в конце концов они рекомендуются сотрудниками МЧС по Московской области) переговариваются, подбадривая друг друга, но видно, как они устали. Ребята перемазаны мазутом с ног до головы, но с удовольствием позируют перед камерой.
- Ребята - молодцы, они вручную, лопатами, выгребли практически весь ручей за пять дней! - говорит мне Пегова, показывая на высокие берега сейчас почти сухого русла ручья. - Раньше мазут был вон, по линии черного, глубиной сантиметров пятьдесят, местами больше, -- объясняет она. По словам Ольги, в начале ручья, где берега ниже и где теперь видно и песчаное дно, и даже практически прозрачную воду, мазут еще неделю назад заполнял все русло целиком.
Высокие берега ручья в районе его «перекрестка» с идущим над ним водоканалом, заставлены десятками обычных садовых бочек. Все бочки заполнены жидким от наступивших плюсовых температур мазутом. Наполнив бочку внизу, у воды, спасатели закрывают ее герметичной крышкой, и вчетвером, вручную, вкатывают на берег - двое толкают снизу, а двое тянут сверху за веревки, которыми они обмотали бочку. Бочки ставят на самодельные салазки и везут, за веревочку, к огромному бортовому грузовику. Представить себе, как им удалось таким образом очистить уже почти весь ручей, практически невозможно.
Спасатели греются вокруг костров, горящих сильно и быстро, как газовые факелы - в них жгут, к счастью, не мазут, как утверждали злые языки, но бревна и ветки, вытащенные из ручья и потому испачканные в мазуте насквозь. Горит очень хорошо, и это выглядит как-то небезопасно. Одна из пяти «единиц техники», замеченных мною за день - бульдозер, который сгребает и перевозит эти самые перепачканные в мазуте бревна. Всего я насчитала два бульдозера, две фуры-«бочки» для перевозки нефти, и один длинный бортовой грузовик. Еще есть машина с песком, которая разбрасывает песок по парковке возле оперативного штаба.
Воды в ручье почти нет - не потому, объясняют мне, что ее успели перенаправить в коллектор в соответствии с новым стратегическим планом ликвидации последствий аварии, о котором было объявлено в субботу. Просто, с одной стороны, много воды было вычерпано вместе с мазутом, а с другой - с самого начала был остановлен сток в ручей технической воды с РКК «Энергия», за счет которой он всегда и наполнялся. Он той воды, что течет в русле сегодня, поднимается пар.
- А почему вода в ручье - горячая? -- спрашиваю я. «Пытались промывать», - отвечают спасатели. Из разговора с местными жителями, однако, выясняется, что та самая техническая вода в ручье всегда была теплой - это объясняет, почему он не был промерзшим до дна в день разлива, 5 января, когда температура в Подмосковье была местами ниже минус двадцати. Когда СМИ передавали комментарии экологов об опасениях, связанных с повышением температур, никто не знал, что тут эти опасения были запоздалыми - вода в ручье была с самого начала достаточно теплой для того, чтобы растопить мазут.
Разлив мазута в Дулевом ручье в Подмосковье - уже второй разлив мазута с тех пор, как я стала работать экологическим корреспондентом в РИА Новости. Экологи, едва оправившиеся после ноябрьских событий в Керченском проливе, отреагировали на него устало, а из Гринписа России, куда я обратилась за комментариями 10 января, мне даже пришло письмо с загадочной фразой - «Было принято решение никак не реагировать».
Фонд Дикой природы распространил пресс-релиз, содержавший обращение экологических организаций к Правительству, написанное ими (и переданное нами) еще в ноябре. «А зачем писать что-то новое, если все уже написано?» - спрашивали все друг у друга. Все нефтяные разливы похожи друг на друга, являются следствием одного и того же разгильдяйства и толкают к одним и тем же выводам, говорили мне. Нам нужна программа подготовки добровольцев, закон о предотвращении нефтяных разливов, и специальное природоохранное ведомство.
Никому из экологических активистов не нужно видеть конкретный разлив, чтобы об этом заявить, а мне - не нужно уже даже спрашивать, чтобы знать, что они скажут. История повторяется, и мы все наступаем на одни и те же экологические грабли.
Собственно, поначалу никто и не слышал об этом разливе. Лес в пяти километрах от Москвы был залит мазутом, переполнившим русло трехкилометрового ручья, ширина которого доходила местами до пяти метров, и об этом никто не знал. Шторма, как в Керченском проливе, у нас не было. Не было сигналов о помощи с терпящих бедствие кораблей, не было погибших и спасенных, а были длинные январские выходные. И только 9 января, когда одна девушка, живущая в 200 метрах от замазученного ручья, опубликовала его снимки, сделанные собственной «мыльницей», в Живом Журнале, и стала названивать в экологические организации, этот мазут вышел на поверхность информационного пространства.
В эфир пошли сообщения о полутора тоннах разлившегося мазута вместо 500, об отрядах добровольцев по спасению птиц, которых погибли сотни, о сотнях сотрудников МЧС и десятках единиц техники, тысячах откачанных тонн «водомазутной» смеси и так далее. Телевидение крутило снова и снова интервью неизвестного мне сотрудника МЧС, говорившего о том, что «экологической катастрофы нет и быть не может». Авария немедленно была окружена свойственной нашим спецслужбам аурой «плаща и клинка», то есть недоговорками, серьезными лицами и таинственными намеками на героизм самих спецслужб.
Из разговора с активисткой Всемирного фонда дикой природы Ольгой Пеговой, однако, стала складываться другая картина. Ольга - единственная из экологов, кто регулярно выезжал и продолжает выезжать на место аварии, так как она живет в Королеве, и ей это самое место аварии практически по дороге на работу.
Ольга рассказала вечером в пятницу, 11 января, что никакой техники на месте аварии нет и не было, МЧСовцев работает несколько десятков, и столько же, судя по всему, было птиц в районе ручья. Считая тех двух уток, которых показали по телевидению, сотрудники Фонда Дикой природы нашли и вытащили из мазута живыми всего пять птиц, из которых две впоследствии умерли в специализированном птичьем госпитале в Балашихе. Вот и вся «операция по спасению».
В субботу, когда было обещано выкапывать русло экскаваторами, экологи распространили заявления о том, что шум техники отпугнет - и таким образом спасет - новых птиц, но на самом деле никакого шума, и тем более никаких экскаваторов, на Дулевом ручье и по сей день нет. Однако, выяснилось, что в отсутствии добровольцев «спасением» птиц заниматься в голову никому не приходит. У солдат-спасателей свои представления о гуманизме.
- Смотри, утка выкарабкивается! - кричит один из них во время беседы с нами. Мы видим как очевидно только недавно по ошибке севшая в мазут утка, пытаясь махать липкими черными крыльями, уже почти выкарабкалась на противоположный берег.
- Я сейчас! - кричит один из спасателей, и бегом бежит к переправе.
Я сначала подумала, что они собираются спасти утку, пусть и в угоду девушкам, то есть нам. И, к счастью, сказала - «давайте, я ее до госпиталя подвезу». Эта моя фраза спасла утке жизнь - выяснилось, что спасатели из гуманизма «добивают» замазученных птиц, но теперь, на моих глазах, они побоялись это делать.
- Погоди, не убивай ее. Девушка хочет ее забрать! - за первым спасателем вслед побежал второй, тщетно пытаясь через ручей до него докричаться.
Я начала отрывать кусок от лежащего на земле полиэтилена, чтобы обернуть в него утку и спасти таким образом свое пальто, и ко мне тут же подбежал молодой, но отрекомендовавшийся, как принято у сотрудников силовых структур, именем-отчеством старший офицер. «Вы зачем берете это?» - требовательно спросил он.
Выяснилось, что единственное место, куда можно «сдать» для отмывания и выхаживания утку, это тот самый птичий госпиталь в Балашихе. Оклемавшись в тепле моей машины и покрывала, в которую мы с Ольгой Пеговой ее завернули, утка с интересом ворочала по сторонам головой и даже пыталась махать крыльями.
В устье ручья, перед его впадением в Клязьму, измельчавшая - и остывшая - к этому месту вода покрыта слоем льда с проталинами. В одной из проталин удалось увидеть боновое заграждение - и только благодаря ему видно, какое огромное количество мазута все-таки дотекает до этого места. С одной стороны от него все черное и вязкое, с другой - прозрачная, на вид, вода. В других проталинах стоят импровизированные заграждения для вылавливания нефти, сделанные из досок, сена, веток, и вообще, чего попало.
Огромная фура для перевозки мазута, только что чем-то заполненная с помощью небольшого насоса, стоящего возле штаба, неподалеку от уже и без того практически полностью очищенного истока ручья, выруливает с импровизированной парковки, едва лавируя между личными авто. Когда фура проезжает мимо меня, успеваю заметить огромную табличку, по нынешней моде, прикрепленную под стеклом кабины водителя. «Пустой», - красноречиво написано на ней.
Судьба спасенной мной утки еще неизвестна, но в госпитале перед купанием она, запеленутая, как ребенок, с интересом осматривала трех других уток, на сегодня выживших после мазута, а заодно других обитателей больницы - ворон, сов и попугаев. Попугаи кричали на нее, но крякать в ответ утка не могла, так как мазутом у нее по-прежнему был заклеен клюв.
