Дмитрий Косырев, политический обозреватель РИА Новости (Нью-Йорк- Москва).
Выступление президента Ирана на 62-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН ждали буквально все собравшиеся в здании на Ист-ривер. Его появление на трибуне встретили аплодисментами, которые здесь звучат не так часто. А днем раньше, когда Махмуд Ахмадинежад выступал в Колумбийском университете, мелькнуло сообщение, что билеты на это событие были раскуплены за полтора часа - с той же скоростью, что и на проходивший одновременно концерт Брюса Спрингстина. Перед входом в университет стояли в основном оппоненты Ахмадинежада - многие шли на встречу скорее как на фильм ужасов, пощекотать нервы. Но шли.
Ахмадинежад, разумеется, не Спрингстин. Он скорее сильно уменьшенное второе издание великого Лючано Паваротти. Когда Паваротти выходил на сцену в роли, например, Туридо из «Сельской чести», все знали, что петь он будет ровно то же самое, что и другие теноры, и что кончится история как ей и положено - Туридо зарежут. Но «с Паваротти» публика, тем не менее, выходила в сладких слезах восторга. Другим тенорам добиться такого эффекта не удавалось. Но кто-то всегда должен быть первым.
Когда Ахмадинежад выступил в этот раз на Генассамблее, он исполнил все ту же партию, что год и два года назад. По сути, не сказал ничего такого, чего бы не говорил в своих первых двух выступлениях (не считая того, что обозвал США «хулиганской державой»). Но впечатление от этой вновь спетой партии менее сильным не стало.
Многие ждали, что первый день сессии станет дуэлью президента США Джорджа Буша (он выступал по традиции первым, в 9 утра) и президентом Ирана (выступал после обеда, в 5 часов вечера). Но дуэли не получилось. Потому что говорили эти два человека в разных плоскостях и измерениях.
Буш вел себя как политик. Первая часть его выступления была посвящена глобальной «борьбе за свободу» и содержала довольно сомнительные списки тех стран, где зажимают демократию, и тех, где в этой области добились успехов. Этот раздел стал наглядной демонстрацией, за что в мире не любят Америку, и концентрацией политической философии, от которой следующей администрации следовало бы отказаться. Нынешней же администрации отказаться от привычного подхода как-то не с руки.
Вторую часть речи американский президент посвятил тем добрым делам, которые его страна совершает в мире. Например, удвоению американского финансирования борьбы со СПИДом - с 15 до 30 млрд долларов. И с малярией, на которую Вашингтон тратит 1,2 млрд. И о том, что в партнерстве с другими странами США подготовили до 600 тыс. учителей и администраторов. Все это - плавный переход Буша к демонстрации той Америки, которая действительно нужна и еще долго будет необходима миру после того, как она откажется от роли всемирного демократизатора. В целом - очень грамотно составленная речь.
Ахмадинежад говорил не как политик, а как проповедник, как защитник добра и справедливости. Он утверждал, что в нашем мире унижается благородный институт брака и сущность женщины как высшего проявления божественной красоты. Что в этом мире попираются права человека, когда целым народам (палестинцам в данном случае) можно отключать воду и электричество и лишать их земли. Ахмадинежад напомнил о 900 млн жителей земли, живущих на доллар в день. Говорил, что в отношениях между народами царят обман и ложь. Что победители во Второй мировой войне все еще следуют дорожной карте своего глобального господства, у них больше прав, чем у других стран, а учреждения типа Совета Безопасности ООН играют роль обвинителя, судьи и палача одновременно.
Ахмадинежад, повторим, не сказал ничего нового - например, по поводу скандала насчет иранских ядерных программ, и вообще ничего такого, что можно было счесть политической новостью. Он, правда, призвал США сойти с пути высокомерия и подчинения дьяволу и очиститься от грязи. И напомнил, что приближается время заката империи, потери возможностей Запада руководить миром. Но все это, или нечто похожее, он уже говорил раньше. Не говоря уже о том, что ООН - то самое место, где принято произносить подобные речи. Или принято было в те времена, когда казалось, что ООН может изменить мир.
Одной из заслуг великого Паваротти было то, что он сделал оперу относительно массовым увлечением вместо надвигавшейся на нее судьбы ретро-удовольствия для избранных. Его концерты собирали не только залы с бархатом лож, но и стадионы. Ахмадинежад возвращает международной политике то, без чего ей никак нельзя - веру какой-то части человечества, что справедливый мир и честная политика возможны. Ахмадинежад возвращает публичность и зрительский драматизм самой ООН, которая, порой, слишком похожа на организацию для бюрократов высшего уровня, читающих обтекаемые и дипломатичные речи друг для друга. Для большей части мира ООН - это место, где лидеры типа Фиделя Кастро, Уго Чавеса и Махмуда Ахмадинежада говорят то, о чем думают многие другие. Пусть даже эти «другие» знают, что это архаичное зрелище, опера, все равно кончится, и дадут занавес.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
