Алексей Макаркин, заместитель генерального директора Центра политических технологий.
На саммите G8 в Германии больших сенсаций не предвидится, в том числе и на «российском направлении». Впрочем, на подобных международных встречах сенсаций обычно не происходит - все спорные вопросы согласовываются заранее.
Существуют большие сомнения, что США выберут вариант силовых действий против Ирана, который отвергается мировым сообществом и грозит непредсказуемыми осложнениями как международной обстановки, так и внутриполитической ситуации в самих США. Похоже, что американская администрация избрала сценарий противодействия иранской ядерной программе путем «непрямых действий» по дестабилизации режима Махмуда Ахмадинежада, которые исключают проведение военной операции, напротив, способной сплотить иранское общество вокруг своего президента. В то же время как партнеры США по Евросоюзу, так и Россия согласились на введение режима санкций в отношении Тегерана (разногласия здесь были связаны не с самим принципом, а с характером конкретных ограничительных мер).
Крупнейшие государства мира, хотя и не без проблем, но находят общий язык и по северокорейскому вопросу. Что касается Ирака, то апогей разногласий по этой теме был пройден еще в 2003 году (и никак не повлиял на жизнеспособность такого инструмента международного партнерства как G8). Теперь же все участники «восьмерки» заинтересованы в том, чтобы уход американских войск из этой страны не привел к гражданской войне по трагическому ливанскому образцу 70-80-х годов.
Что касается России, то ее разногласия с другими участниками саммита касаются, преимущественно, четырех проблем. Первая - энергетическая - связана в значительной мере с тем, что G8 традиционно считался саммитом не только индустриально развитых стран, но и крупных потребителей ресурсов ТЭКа. Присутствие же России - одного из наиболее значимых поставщиков энергоресурсов на мировой рынок - не вписывается в эту логику. В последнее время именно тема энергетического сотрудничества является одной из наиболее острых на саммитах Россия-ЕС, но она же не является препятствием для конструктивного диалога. Сомнительно, чтобы на предстоящем германском саммите G8 были достигнуты какие-либо прорывы в этой сфере: слишком различно понимание принципов «энергетической безопасности», которую на Западе связывают с диверсификацией трубопроводных маршрутов, а в России - с заключением долговременных контрактов между поставщиками и потребителями. Но и драматизировать эти уже ставшие привычными объективные разногласия не следует.
Вторая проблема - состояние дел с демократией в России, которое подвергается все более активной критике со стороны западных государств, в том числе и участников G8. Представляется, что в отношениях между Россией и Западом закончился, своего рода, льготный период, когда представители западных государств старались сдерживать свою критику в отношении России в правозащитной сфере. США были достаточно умеренны, из-за заинтересованности в российском участии в антитеррористической коалиции. Франция и Германия, как решительные критики американской операции в Ираке, особенно сильно нуждались в сближении с Россией как альтернативе международному влиянию США. Наконец, премьер-министром Италии был «анфан террибль» Евросоюза Сильвио Берлускони, которому, кажется, было просто приятно демонстрировать солидарность с Россией, защищая ее от критики со стороны европейской общественности.
Сейчас ситуация изменилась. Значение антитеррористического сотрудничества для внешней политики США уменьшилось - напротив, обострилась российско-американская конкуренция на постсоветском пространстве (в частности, в Грузии и Украине). Главные архитекторы автономной от США европейской «связки» - Герхард Шредер и Жак Ширак - ушли с политической арены. Для их преемников приоритетом становится восстановление позитивных отношений с американцами, а не демонстративное сближение с Россией - с этим связано и появление в лексиконе Ангелы Меркель критических ноток в отношении российского варианта демократии. Берлускони, проиграв парламентские выборы, выбыл из членов «клуба G8». Однако окончание льготного периода вовсе не означает возврата к эпохе холодной войны, которая характеризовалась манихейским противостоянием «своих» и «чужих». Несмотря на усилившийся критицизм в отношении Запада, Владимир Путин ничего не говорил о возможности выхода, к примеру, из Совета Европы или об отказе признавать решения Европейского суда по правам человека - даже если они и неприятны для российских властей. Равно как никто из людей, принимающих политические решения на Западе, не рассматривает всерьез возможность исключения России от G8.
Третья и четвертая проблемы - соответственно, размещение систем американской ПРО в Польше и Чехии и разрешение косовского вопроса. В отличие от двух предыдущих, они носят относительно локальный характер. Сегодня эти проблемы в центре внимания дипломатов многих стран, завтра они могут отойти на второй план (вспомним в связи с этим внимание всего мира, прикованное в 90-е годы к Боснии и Герцеговине). Решение России и США снизить уровень публичной полемики по вопросам двусторонних отношений показывает, что даже такой сильный раздражитель, как ПРО, не приводит к фатальным разрывам и хлопанью дверями, свойственным эпохе холодной войны. Обратим внимание и на то, что сдержанная российская позиция в отношении «плана Ахтисаари» заслуживает самого пристального внимания со стороны других стран «восьмерки» - небрежение законными интересами Сербии и явное предпочтение, отдаваемое косоварам, способны нанести непоправимый ущерб демократическим процессам в сербском обществе, вызвав всплеск реваншизма.
Главная особенность саммитов G8 - использование этой «статусной» площадки для достижения взаимопонимания по сложным международным вопросам, поддержание постоянного режима диалога между ведущими странами мира. Более девяноста лет назад отсутствие такого диалога привело к тому, что в Европе заговорили «августовские пушки». Таким образом, и скучноватые саммиты имеют самостоятельную ценность, даже если на них и не происходит сенсаций.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
