Автор Петр Романов.
При всем нежелании Александра III активно вмешиваться в общеевропейские дела, тем не менее и его эпоха отмечена одним очень важным для мировой истории решением - отказом России от традиционной ориентации на Берлин и ее стратегическим разворотом в сторону Парижа. Именно этот шаг предопределил расстановку сил в первой мировой войне, сделав Россию членом Антанты (Entente Cordiale), наряду с Францией и Великобританией.
Причин тому немало. В былые времена, обосновывая свое стремление к территориальным приобретениям, Бисмарк заметил, что Пруссия носит слишком тяжелое вооружение для ее маленького тела. Выход из положения, с точки зрения Бисмарка, заключался не в том, чтобы частично разоружиться, а в том, чтобы, используя вооружение, Пруссия «нагуляла свой вес» за счет соседей. Эта фазу пруссаки уже давно прошли. Теперь на европейской карте появилась сильная Германия, у которой «почему-то» возникла та же самая проблема, что когда-то и у маленькой Пруссии: накопленное вооружение требовало применения, а экономические интересы - расширения границ.
Подобный ход событий предсказал еще канцлер Горчаков: «Прусская монархия образовалась путем завоеваний и стремления к расширению границ. Государства удерживаются в силе теми же средствами, какими вызвано их основание. Политика Пруссии честолюбива и беспокойна».
К концу царствования Александра II уже стало очевидно, что Германия российские интересы нарушает, причем самым вызывающим образом. Таким образом, разрыв с Германией был логичным и неизбежным. Слабой когда-то Пруссии русские могли и помогать, а вот сильной и агрессивной Германии следовало уже опасаться. Русские прекрасно помнили о Берлинском трактате и «честном маклерстве» на переговорах Бисмарка, в результате которого Россия оказалась униженной и лишенной всех преимуществ, достигнутых в последней Восточной войне. Такое долго не забывается.
Очень раздражали Александра III также плохо завуалированные попытки Берлина втянуть Россию в очередной конфликт с Францией, что совершенно не отвечало русским интересам. В 1875 году Александру III, рассерженному очередной интригой пруссаков, пришлось даже совершить срочную поездку в Берлин, чтобы внести ясность в российско-германские отношения и объяснить местным политикам, что Россия не намерена больше подыгрывать неугомонному Бисмарку. Серьезную роль в охлаждении отношений сыграли и накопившиеся с годами экономические противоречия между Петербургом и Берлином.
Своей нелюбви к немцам большинство русских капиталистов в те времена не скрывало, практически весь российский бизнес требовал, в частности, пересмотра тарифной политики. Много претензий было и к Минфину. Таким образом, Александру III действительно было чем заняться в области финансов, промышленности и внешней торговли, чтобы скорректировать экономическую политику отца. Главной опорой царя стал министр финансов Сергей Витте. Этот русский с примесью голландской крови был в годы правления Александра III и Николая II (наряду с Петром Столыпиным) одним из самых сильных государственных деятелей России. Недаром многие в те времена, как дома, так и за рубежом считали, что именно Витте может стать первым российским президентом в случае падения самодержавия.
Таможенная война с Германией фактически началась с разработки торгового договора между двумя странами. Может показаться странным, но это был первый официальный документ подобного рода между Петербургом и Берлином: до того все вопросы внешней торговли решались двумя императорами в семейном кругу.
Уже первый обмен мнениями показал, что борьба будет жесткой. Когда в самом начале царствования Александра III Россия еще робко попыталась поставить перед Германией вопрос о протекционных ставках в отношении чугуна и железа, Бисмарк, встретившись с русским министром иностранных дел Гирсом, сразу же предупредил его, что это новое направление русской экономической политики не соответствует интересам Берлина. А потому Германия в случае введения подобных ставок ответит решительно: введением собственных протекционистских ставок на сельские продукты и сырье. То есть, ударит Россию по самому больному тогда месту.
О деталях и политическом фоне таможенной войны подробно рассказал ее главный герой - Витте: «До того времени вся германская промышленность пользовалась в отношении потребления продуктов своей промышленности в России всевозможными льготами. Масса товаров проходила без всяких пошлин... Между Россией и Германией торговых договоров не существовало; Россия и Германия или, вернее говоря, Пруссия, жили столь тесной жизнью вследствие династических отношений, что торговых договоров как будто бы не требовалось... Вопрос о необходимости торгового договора был поднят уже после того, как была создана Германская империя. Когда на престол вступил Александр III, он повернул политические паруса по направлению к Франции... Таким образом, события экономической жизни двух государств как бы соответствовали и политическим течениям...
Германия ввела двоякого рода пошлины на сельскохозяйственные продукты: пошлины максимальные и минимальные... Причем Германия заявила, что ко всем тем державам, с которыми она заключит торговые договоры, к этим державам могут применяться пошлины минимальные, а к тем державам, с которыми не будет заключено торговых договоров, Германия будет применять максимальные пошлины. Так как Россия не имела с Германией торговых договоров, то к нам сразу применили пошлины максимальные... Минимальные ставки были применены... к конкурентам России, а России было поставлено нечто вроде ультиматума: или примете наши условия... или же мы будем брать с вас максимальные ставки...
Я сразу понял, что при подобных условиях вести переговоры с пользой для нас будет невозможно... и просил государя дать мне разрешение провести через Государственный совет два тарифа: существующий тариф признать за минимальный, а в другом тарифе, повышенном, повысить большинство ставок по предметам обрабатывающей промышленности, которые к нам ввозятся в Россию на несколько десятков процентов, то есть стать на такую точку зрения, на какой стоит Германия...
Когда этот двойной тариф был утвержден государем, я сделал соответствующее предложение Германии. В Германии, вероятно, полагали, что я не приведу в исполнение эту меру, а потому продолжали настаивать на своем. Тогда, видя такое их направление, я прекратил переговоры с Германией и в отношении всех германских товаров применил повышенный тариф...
Таким образом, началась самая усиленная, беспощадная таможенная война... Все от меня сторонились, как от чумы; всюду шли толки о том, что я втянул Россию чуть ли не в войну, что началось это с таможенной войны, а... окончится войной с Германией, а затем и общеевропейской войной».
Ни Александр III, ни сам Витте в такую мрачную перспективу не верили, а потому твердо стояли на своем. Берлину пришлось пойти на значительные уступки и договор между Россией и Германией (к огорчению немцев) был подписан взаимовыгодный. Государственный кошелек и интересы крупного российского капитала царю и министру финансов удалось защитить.
Александр III и Витте в должности министра финансов представляли собой едва ли не идеальную пару. Царь и министр умели считать деньги, не давая им утекать сквозь пальцы. Даже там, где император не понимал сути вопроса, он полностью доверял знаниям и интуиции своего министра финансов, твердо защищая его от нападок. Позже, уже при Николае II, Сергей Витте осуществил очень важную реформу - ввел в России денежное обращение, основанное на золоте, что значительно укрепило русские финансы. (До этого со времен Крымской войны денежная система России основывалась на кредитных билетах.) Формально денежную реформу осуществили при Николае, но в своей основе разработана и одобрена она была еще при Александре III. Заслуга сына лишь в том, что он позволил Витте отцовскую реформу реализовать.
Подписав торговый договор, Германия, используя дипломатические рычаги, предприняла немало усилий, чтобы сгладить взаимные разногласия, но поезд уже ушел. Русская политика сделала свой выбор: ее взгляд теперь был устремлен на Париж. В Москве с успехом прошла Французская промышленная выставка, в Кронштадте торжественно встретили французскую морскую эскадру, а в Тулоне радостно приветствовали русскую. На красочном плакате той эпохи: на фоне боевых кораблей и государственных флагов два жизнерадостных мальчугана в обнимку, в форме русского и французского матросов. Внизу надпись Кронштадт - Тулон.
Московский губернатор Голицын записал в дневнике: «Участвовал в частном обеде в честь французских моряков на выставке... Обед был шумный, демонстративный, но хороший в смысле оппозиции немцам и нашей немецкой политике». О «нашей немецкой политике» написано уже, скорее, по инерции. Германофилы в России, конечно, не перевелись, но сам русский самодержец, посетивший в Москве Французскую промышленную выставку, теперь стоя слушал Марсельезу и пил за здоровье президента республиканской Франции. А до этого в 1891 году даже съездил в Париж, чтобы закрепить наметившееся сближение. Александровский мост через Сену - напоминание об этом визите.
Хронологически сближение России и Франции выглядело так. В 1891 году был заключен консультационный пакт, а в 1894 году союз (общее соглашение и военная конвенция). Союз Парижа и Петербурга не отменял многих противоречий между ними, но зафиксировал понимание обеими сторонами того факта, что у них есть общий потенциальный противник, от которого в случае войны лучше обороняться сообща. В стратегическом плане Германия потерпела крупнейшее поражение. Вся предыдущая политика Бисмарка, построенная на изоляции Франции и недопущении ее союза с Россией, рухнула.
Незадолго до смерти Александра III Вильгельм по дипломатическим каналам попросил царя пожаловать ему право носить русский адмиральский мундир. Царь, снисходительно улыбнувшись неизбывной слабости немца к военным побрякушкам, обещал дать необходимое распоряжение, но затем о прошении забыл.
Мелочь, но в прежние времена о просьбе германских императоров русский двор обычно не забывал.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
Блог Петра Романова
