В конце февраля исполнилось полвека, как Никита Хрущев под занавес ХХ съезда произнес свой доклад, обличавший по секрету от страны культ личности Сталина. То была полуправда для сравнительно узкого круга жителей СССР. Но с чего-то надо было начинать…
Последствия доклада (как и культа) для нас вытекают до сих пор, и мы их продолжаем обсуждать, осмыслять, осознавать.
В новейшей истории России немало спорных дат. Пятидесятилетие тогдашней шокотерапии – одна из них. Дискуссии о ней в последнее время были довольно жаркими, поскольку и сегодня мы не можем решить, что это было?
Кто-то полагает, что это было начало демонтажа коммунистического кошмара. Кто-то в ней видит начало демократического ужаса. Иные склонны считать, что это – то и другое одновременно. И, мол, чума на оба ваших «начала».
Мне довелось поучаствовать в телепередаче «Тем временем», посвященной последствиям этого события – она прошла в минувший понедельник на канале «Культура». Там были в той или иной степени представлены все три позиции. Объявивший себя шестидесятником господин Проханов, как водится за ним, говорил о «блестящем, восхитительном мифе сталинизма», после которого Россия пошла не вперед, а назад – к ленинизму и к троцкизму. Дмитрий Быков настаивал на том, что в 56-м страна отпраздновала первую победу человеческого над идеологическим. Юрий Кублановский держался той точки зрения, что Запад есть Запад, православная Русь есть православная Русь, и вместе им рано или поздно надо бы сойтись.
Оно бы и хорошо, и славно, кабы сошлись, но как Святой Руси сделать свои шаги на этом пути с камнем сталинизма на шее? И ладно бы только на шее, а то еще и в почках, и в печенке, и на сердце…
У жизнелюба Дмитрия Быкова рецепт на сей счет простой: а давайте забудем все эти ужасы, давайте любить вещество жизни, как это умели делать друзья-шестидесятники – писатели, поэты, режиссеры, живописцы того поколения.
Давайте. Но вот беда: это «вещество» то и дело застревает в глотке.
Особенно, когда видишь и слушаешь речи «друга-шестидесятника» Проханова о русском национализме, о «русском фашизме» (последняя формулировка была деликатно вынута из программы).
Перед записью я не поленился и разыскал в интернете одно сердечно-антисемитское стихотворение Александра Андреевича. Более того, как ни было мне противно, выучил несколько строк из него и прочел их на передаче. Наиболее явно выраженные антисемитские чувства автора оказались купированными в эфире, но кое-что осталось. Ничего не осталось от моего резюме, что вот такая лирика и становится нередко прологом к кровавым эксцессам, подобным тому, что случился недавно в московской синагоге.
Самое забавное, что автор поблагодарил меня за его цитирование.
Самое трогательное, что он признался в очень личном, интимном характере своего стихотворения.
Самое печальное, что у меня возникло ощущение, будто я, уличив большого интеллектуала в банальном биологическом антисемитизме, допустил какую-то жуткую бестактность по отношению к присутствующим либералам.
Ощущение подтвердилось, когда известный экономист, сторонник либеральных реформ Евгений Ясин, тут же почти демонстративно выразил свое уважение к Александру Андреевичу. Последний тихо его поблагодарил.
Вся дискуссия подтвердила складывающееся в последнее время впечатление, что метастазы сталинизма, о которых было впервые публично сказано пять десятилетий назад, дожили до нашего времени. По крайней мере, на мировоззренческом уровне.
Сегодня нередко приходится слышать, что вот, мол, как сейчас томится немецкий народ, раздавленный навязанным ему национальным покаянием за преступления фашизма. Что вот-вот ему это надоест, и он восстанет.
К сожалению, гитлеризм – не кривое зеркало для сталинизма, как мы, шестидесятники, смели предполагать в пору, когда на наши экраны прорвался фильм Михаила Ромма «Обыкновенный фашизм».
Сегодня закрадывается крамольная мысль: не является ли «восхитительный сталинский миф» для немецкого фашизма кривым зеркалом?
Заглянем в него.
Хотя история и не знает сослагательного наклонения, но позволю себе толику допущения для пущей ясности того, о чем речь.
Что было бы, если бы союзникам в конце 30-х годов удалось бы удержать Гитлера от экспансии, а фашизм – локализовать в границах Германии и Италии… Ну, позверствовали бы эти режимы у себя дома, поубивали бы миллионы евреев, цыган, просто демократов, прочих инакомыслящих… А когда утомились бы от террора, начали бы думать, как выйти из экономического кризиса. Тут возьми ихний диктатор, да и помри. Неважно, какой смертью – насильственной или естественной. Затем бы началось постепенное размягчение фашистского режима. Его гуманизация. Закрылись бы печи Дахау. И случился бы ХХ съезд НСДПА, на котором, предположим, Шпеер сделал бы доклад о культе личности Гитлера. И недобитые интеллигенты заговорили бы о фашизме или нацизме с человеческим лицом.
«Человеческое лицо» в порядке камуфляжа никакому «зверю из бездны» не помешало бы.
Ну, так о чем и спорят сегодня Дмитрий Быков с Александром Прохановым?
Первый предпочитает социализм с человеческим лицом. Второй - национализм, и тоже с какой-нибудь приятной наружностью. Если эти мечты соединить, то и выйдет – национал-социализм в человеческом обличье.
А он сулит одно при самых благих намерениях – неумеренное расширение полномочий государства с последующей его фетишизацией, с новым культом какой-нибудь личности.
Государство - это набор инструментов, нуждающихся в совершенствовании, в заботе об их эффективности и т.д. Но боготворить этот набор…
Я обожаю дом, семью, горжусь детьми. Но обожать жилконтору, обеспечивающую мой дом теплом…
Поскольку сегодня все громче слышны призывы не только сверху, но и снизу расширить и усилить роль государственных институтов в экономике, в идеологии, в культуре, а теперь, после Олимпиады, и в спорте, то опасность такого культа довольно велика.
Надо ли нам было полвека тому назад так круто поворачивать, чтобы еще через следующие пятьдесят лет снова наступить на те же грабли?
Если бы тогда, в 56-м, стало понятно, что дело не в культе личности Отца народов, а в культе Жилконторы, его породившей и им усовершенствованной…
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции