Страсбург обсуждает тему преступности коммунистических режимов. Тема важная, но для декоративной Парламентской Ассамблеи Совета Европы совершенно неподъемная и бессмысленная. Неподъемная, потому что дальше известного набора антикоммунистических клише анализ, естественно, не продвинется. И бессмысленная, потому что Россия, которой главным образом и адресовано послание, чужих парламентариев слушать не станет. И, видимо, правильно, поскольку о коммунистическом режиме она знает много больше.
Этот вывод, впрочем, не означает, что тему следует вообще забыть. Просто разбираться со своим прошлым русским необходимо самим, без чужой, да к тому же малоквалифицированной помощи. Более того, разобраться, на мой взгляд, следует обязательно, потому что пока мы этого не сделаем, обречены брести вперед вслепую. Не понимая толком, ни в каком времени живем, ни ради чего. А так, и до повторения пройденного недалеко.
Между тем, чтобы разобраться, нет другого пути, как спуститься в царство теней - Аид. Идеологи, строители и аналитики коммунистического общества уже там. Правда, для такой экскурсии, требуется, как минимум, интеллектуальная смелость. Если ее нет – лучше уж забыться на аттракционах.
Короче говоря, если кто интересуется, прошу со мной! Тем более, экскурсия в силу технических причин весьма краткая, несколько интервью, не более. Полного ответа столь краткосрочное погружение дать, конечно, не может, но кое-что, надеюсь, прояснит... Нет, к тени товарища Сталина подходить не будем, она этого не любит...
... Ага. Вот и первая тень. Прошу знакомиться: Николай Устрялов, сначала руководитель агитпропа у Колчака, потом сменовеховец. Первым предсказал перерождение большевистской партии и российский термидор. Считал большевиков слегка помешанными, но ради России предлагал интеллигенции на новую власть не дуться, а сотрудничать с ней во всем, за исключением, естественно, идеологии. То есть, лечить, строить мосты и т.д., пока ситуация в стране не изменится. Подавая пример другим, вернулся из эмиграции и даже печатался в советской прессе. Большевики называли его самым проницательным врагом диктатуры пролетариата, однако долго терпели, считая, что он полезен для приручения спецов. Некоторые историки называют Устрялова даже советником Сталина, имея в виду, что генсек внимательно присматривался к прогнозам публициста, которые нередко опережали действия властей. Впрочем, в 1938 году «Нострадамус» был арестован и погиб, как японский шпион и сообщник Тухачевского.
- Г-н Устрялов, хотелось бы знать Ваше мнение о русской революции?
«Какое глубочайшее недоразумение – считать нашу революцию не национальной! Это могут утверждать лишь те, кто закрывает глаза на историю нашей общественной и политической мысли. Разве в ней нет причудливо преломленного и осложненного духа славянофильства? Разве в ней мало от Белинского? От чаадаевского пессимизма? От печеринской (чисто русской ) «патриофобии»? От герценского революционного романтизма («мы опередили Европу, потому что отстали от нее»? А писаревский утилитаризм? А Чернышевский? А якобизм ткачевского «Набата» (апология инициативного меньшинства»)? Наконец, разве в ней на каждом шагу не чувствуется достоевщина? А марксизм 90-х годов? А Горький? А «соловьевцы» Андрей Белый и Александр Блок? Я мог бы органическую связь каждого из крупных русских интеллигентских течений прошлого и нынешнего века с духом революции подтвердить документально».
- Ну, а что Вы думаете об Иосифе Виссарионовиче, раз уж он показался там, в конце аллеи, и приветственно машет Вам рукой?
«Сталин? В чем сущность бонапартизма? Он – сгусток подлинных революционных соков, очищенных от романтических примесей утопии, с одной стороны, и от старорежимной отрыжки – с другой. Он - стабилизация новых социальных интересов, созданных революцией. Он - ее осуществленная реальность. Это – реакция, спасающая и закрепляющая революцию, по речению Писарева: не оживет, аще не умрет... Что касается Сталина, то его историческая роль здесь очень велика. Он окружил власть не рассуждающими, но повинующимися солдатами от политики: мамелюками. Достойна восхищения его расправа с партийным мозгом. Сливки партии стали воистину битыми сливками. У партии не осталось ни одного идеолога, ни одного теоретика, ни одного публициста. Поразительно ловкими маневрами, быть может, даже бессознательно, как медиум, партийный диктатор завершил процесс всеобщей мамелюкизации правящего строя. Прощай подлинный революционизм! Здравствуй, новая, прекрасная, великая государственная лояльность! Да здравствует усердие вместо сердца и цитата вместо головы!»
- Спасибо. А сейчас, подойдем к той одинокой фигуре, что сидит на лавочке. Издалека не вижу, но, кажется, это Энгельс перечитывает Дюринга.
- Простите, а теперь, спустя столько времени, книга Вам нравится?
«Нет. Истинный революционер не может уделять столько внимания рассуждениям о «деморализующем, разлагающем влиянии на человека насилия». Очевидно же, что именно насилие является тем орудием, посредством которого общественное движение пролагает себе дорогу и ломает окаменевшие, омертвевшие политические формы. Правильно говорил Маркс: «Есть только одно средство укоротить корчи старого общества - революционный террор».
- Простите, а Ленина Вы не видели?
«Видел, но вам его не догнать, они уже давно прошли по дорожке с Блоком. Владимир Ильич все пытается его переубедить, что тот допустил ошибку, вставив в стихотворение «Двенадцать» фигуру Христа. Знаете: «В белом венчике из роз». Ильич, конечно же, прав: красногвардейцы такую форму не носили».
- Еще раз извините, а это кто?
«Ну, это наш местный чудак, князь Щербатов. Времен еще вашей Екатерины Великой. Вообще-то, в каком-то смысле, наш духовный прадедушка, поскольку когда-то создал замечательную утопию «Путешествие в землю Офирскую». Он описал идеальное государство, которое следило за жизнью своих граждан, всячески оберегая их нравственность. В «Офирской земле» этим занимались некие «санкреи» – безгрешные полицейские офицеры. Все было рассчитано до мелочей: какое гражданину носить платье, что есть, что пить, даже посуда из казны, как пишет князь «по чинам; единым жестяная, другим глиняная, а первоклассным серебряная». А главное, у каждого - свое твердо обозначенное место в обществе. Хозяин дома даже не имеет права самостоятельно починить печь, для этого есть печник. Зато с него и спрос, если что, «он наказуется определением в вечную тягостную работу». Увы, не сбылось».
- Спасибо... Ну вот, господа, собственно и все. Жаль, не успеем поговорить еще вон с той парочкой. Они тоже мечтали о «царстве Божием» на земле. Справа – Ткачев, идеолог народовольцев, а справа - Сергей Нечаев, автор «Катехизиса революционера». Что касается Петра Ткачева, то, отвечая на вопрос: «Сколько людей из старого общества придется уничтожить, чтобы создать счастливое будущее?», он обычно говорил: «Нужно думать о том, сколько их можно оставить». Что же до нечаевского катехизиса, который с отрочества запал в душу семинариста Джугашвили, то там есть такие незабываемые строки: «Усугублять всеми средствами беды и несчастья народа, чтобы исчерпать его терпение и толкнуть на восстание... Соединиться с диким разбойничьим миром – этим единственным революционером в России».
- Вопросы есть? Вижу, что есть... Кого же судить? Честно говоря, и сам не знаю. Князя Щербатова? Смешно. Революцию? Так она, если верить Устрялову, умерла вместе с Лениным. Ильича? Так его партию полностью расстрелял Сталин. Иосифа Виссарионовича? Так он просто шел вслед за своими предшественниками. Кстати, и у Великой Французской революции был свой Робеспьер. И своя гильотина. Сталинских «мамелюков»? Но их перестреляло следующее поколение «мамелюков», а этих следующее.
Может быть, Хрущева за «оттепель»? Или Брежнева за имперский «застой», по которому сегодня ностальгирует немалая часть нашего общества? Или Горбачева за попытку «очеловечить» социализм?
Вы говорите, Маркса с Энгельсом? Возможно. Но их Европа не отдаст – все-таки свои, родные, западники.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
