Подозреваю, что лоббирование имеет женское начало. Все-таки женат уже тридцать с лишним лет, да и из истории знаю, что, даже не входя в парламент, жены очень часто оказывают на реальную политику государства больше влияния, чем целые партии. Так что, когда женщины в очередной раз начнут вам рассказывать, как их мало в нашей политике, прежде чем согласно и виновато кивать головой, внимательно загляните в подпол. Если вас туда, конечно, пустят. Тех женщин, кто, как говорится, «засветился» - вроде Раисы Горбачевой – куда меньше тех, кто влияет на нашу жизнь тихо и незаметно, как «бойцы невидимого фронта».
Были случаи, когда женщины вообще разворачивали политику России на 180 градусов. Елизавету Петровну или Екатерину Великую в расчет не беру – они напрямую стояли у государственного руля. Я о тех, кто не менее эффективно действовал, формально не обладая государственной властью. Типичный тому пример брак Александра III с датчанкой Марией Федоровной, принцессой Дагмар, одной из умнейших жен наших монархов.
Брак царя с датчанкой был для всех неожиданным – до этого русские монархи предпочитали немецких принцесс. Этот брак принес русским с одной стороны симпатии к России и всему русскому в Дании, а с другой - немалое раздражение в Германии, привыкшей уже считать, что супружеское царское ложе зарезервировано за немками навсегда. Обожание русских в Дании в этот период приобрело столь массовый и горячий характер, что над ним стали подтрунивать даже сами датчане. В одном из местных журналов появилась, например, такая карикатура: на пристани ожидают русского государя. Яхта задерживается, но никто не покидает пристань, все готовы ждать всю ночь. Утомившись, на пристани в две шеренги, не нарушая строя, лежит почетный караул, музыканты и кабинет министров. Надпись под рисунком гласит: «Мы царя не прозеваем!»
С Берлином отношения складывались иначе. Мария Федоровна, хорошо помнившая об оккупации Германией части датской территории, свои чувства к немцам откровенно выразила, узнав о начале первой мировой войны: «Вы не можете себе представить, какое для меня удовлетворение, после того, что я пятьдесят лет должна была скрывать свои чувства, иметь возможность сказать всему свету, что я ненавижу немцев». Немцы не оставались в долгу, поскольку свои чувства датчанка, по правде говоря, скрывала не очень умело. Антипатия ко всему немецкому была присуща и царю. Для человека, в чьих жилах бежала почти стопроцентно немецкая кровь, факт, конечно, редкий, но в случае с Александром III этот феномен подтверждается многочисленными воспоминаниями близких к нему людей.
Не скрывало в те времена своей нелюбви к немцам и большинство русских капиталистов. По их мнению, неравные экономические отношения наносили огромный вред их собственным и общенациональным государственным интересам. В 1887 году на Нижегородской ярмарке российское купечество демонстративно устроило торжественную встречу французскому журналисту Дерулэду, известному своими антигерманскими публикациями. В благодарность за пламенные речи против пруссаков русские купцы подарили французу семь «замечательно больших и хорошей воды аметистов». Если при прошлом правительстве подобные чувства гасились на корню, то тандем Александра и Марии Федоровны вместе со своим министром финансов Сергеем Витте сделали во внешней политике крутой поворот в сторону Франции, а Германии объявили таможенную войну. Которую, кстати, блистательно выиграли.
Роль во всем этом Марии Федоровны была незаметна, но велика. И немцы это знали. В результате, когда началась война, немецкие власти запретили Марии Федоровне проследовать из Копенгагена в Россию через Германию. На берлинском перроне ее вагон оцепила толпа разъяренных местных патриотов. Размахивая кулаками, они посылали вдовствующей императрице проклятия и оскорбления, называя ее «старой обезьяной».
Все годы правления последнего русского императора внутри его семьи продолжалась нешуточная борьба: битву за Николая вели мать и жена, датчанка Мария Федоровна и немка Александра Федоровна. Заурядный конфликт свекрови и невестки это напоминало мало. Битва велась политическая. Обе дамы получили достойное воспитание, так что если взаимная неприязнь и выплескивалась, то лишь потому, что речь шла, с их точки зрения, о важнейшем вопросе - выживании династии, а в подобных случаях дают сбои иногда и хорошие манеры. Это была борьба не за Ники - кого он больше любит, а за российского государя, чтобы, влияя на царя, влиять и на ход событий в стране.
В самом начале царствования Николая II преобладающим влиянием на него пользовалась мать. Вступив на престол, при встречах с министрами он нередко повторял: «Я спрошу у матушки», но затем Марии Федоровне пришлось уступить. В последние годы, и особенно месяцы, предшествующие краху, Николаем, а, следовательно, и Российской империей управляла (в немалой степени) Александра Федоровна. Обе соперницы боролись за одно и то же, но каждая на свой лад. Для датчанки лучшей гарантией благополучия династии являлось благополучие России. Она трезво смотрела на мир и ради покоя и порядка в империи соглашалась многим поступиться. Ее родня в Дании уже свыклась с конституционной монархией. Ее сестра королева Англии также на жизнь не жаловалась. Именно поэтому Мария Федоровна выступала за реформы в России, изо всех сил поддерживая сначала Витте, а затем Столыпина.
В отличие от датчанки немка единственной гарантией выживания династии считала сохранение в полном объеме тех порядков, что были всегда. Малейшее отступление царя перед общественным мнением, самая незначительная уступка Думе или правительству рассматривались ею как сдача позиций, как предательство интересов «маленького», то есть наследника престола Алексея. Императрица не желала уступать изменяющемуся миру ни пяди самодержавной территории. «Революции в России нет и быть не может. Бог не допустит», - говорила она убежденно. Если окружающий ее мир не готов принять такие условия, значит, следует его заставить силой. «Будь тверд, вот что надо русским, - писала она мужу за десять дней до его отречения. - Ты никогда не упускал случая показать любовь и доброту. Дай им теперь почувствовать кулак. Они сами просят об этом: «Нам нужен кнут!»... Такова славянская натура».
Имелся и еще один нюанс. Мария Федоровна вполне здраво в отличие от невестки оценивала реальные способности и характер самого Николая, а потому умела ценить умных людей у трона. Главной угрозой, по мнению матери, являлась, наоборот, прискорбная привычка сына окружать себя неумными, негодными для дела и непорядочными помощниками. Нередко в письмах Марии Федоровны встречаются слова «бедняга», «бедный». Это о сыне. «Бедный мой сын, как мало у него удачи в людях», - записывает она то по одному, то по другому поводу. В письмах к Николаю мать не щадила ни его самого, ни тем более его никчемных помощников. Вот лишь фрагмент из письма Марии Федоровны от 1 октября 1904 года по поводу ситуации в Финляндии и политики тамошнего генерал-губернатора Бобрикова: «Как ты позволяешь обманывать себя такому лжецу, как Бобриков? Там, где дела всегда шли хорошо, и где народ был совершенно счастливым и довольным, теперь все разбито вдребезги и изменено, и посеяны вражда и ненависть, - и все это во имя так называемого патриотизма! Какой отменный пример значения этого слова!»
В канун русско-японской войны Мария Федоровна делала все, чтобы убедить Николая не ввязываться в авантюру. Генерал Куропаткин в своих мемуарах писал: «Я долго разговаривал с государыней Марией Федоровной. Тут я встретил полное сочувствие и полное представление об опасности». К сожалению, с каждым годом влияние матери на сына падало, но она боролась даже в безнадежной ситуации. Вместе с другими членами семьи Мария Федоровна подписала коллективное письмо к Николаю с просьбой избавиться от Распутина, но и это не помогло. Голос одной Александры Федоровны перевешивал уже все. Последняя и также неудачная для Марии Федоровны дуэль с невесткой состоялась тогда, когда после провалов на фронте царь решил принять на себя командование русской армией. Жена была горячей сторонницей этого шага, мать не менее убежденной противницей. Как и многие российские политики того времени, Мария Федоровна сочла это решение Николая катастрофическим. И снова оказалась права.
После революции Мария Федоровна довольно долго находилась под арестом в Крыму. «Мария Федоровна, - заявил Троцкий, - является для нас старой реакционной дамой и судьба ее для нас безразлична», но разрешение на выезд за границу все-таки не дал. Датчанка не раз имела возможность уехать и без благословения большевиков, но долго оставалась на юге России, несмотря на царивший вокруг безумный хаос. Она не верила в гибель своих родных, хотела быть по возможности ближе к ним, а потому покинула русскую землю лишь в апреле 1919 года на английском дредноуте «Мальборо» всего за пару дней до нового прихода в Крым Красной Армии.
Кстати, в сентябре следующего года прах императрицы переедет в Россию, где будет захоронен в Петропавловском соборе. И, думаю, справедливо.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
