Ольга Зиновьева, сопредседатель Зиновьевского клуба МИА "Россия сегодня"
Прежде чем начинать разговор с использованием столь обязывающих категорий, считаю нужным уточнить их содержание посредством определений, которые я намерена предложить уважаемому читателю. Ибо только таким образом можно избежать опасностей, рождаемых расплывчатостью, многозначностью, смутностью базовых терминов.
ЭТИКА — учение о морали, нравственности. Как известно, впервые этот термин употреблен Аристотелем как обозначение особой области "практической философии", пытающейся ответить на вопрос: что и как мы должны делать? По Аристотелю, главной целью этики является счастье — деятельность души в полноте добродетели, т.е. самореализация через разумные поступки по возможности так называемой золотой середины. Таким образом, основная добродетель — умеренность и благоразумие.
ПОЛИТИКА. Немного найдётся терминов, применение которых сопряжено с таким количеством толкований, значений, подчас исключающих друг друга. Исходное, первоначальное значение термина "политика" — искусство управления государством и обществом. Но само это искусство трактуется по-разному. По определению Платона, политика есть "царское искусство" управления всеми иными искусствами (ораторским, военным, судебным и т.д.) и умение "оберечь всех граждан и по возможности сделать их из худших лучшими". То есть в его понимании политика тесно связана с этикой и даже подчинена ей. Отзвук этого подхода мы находим у Макиавелли, которого и при жизни, и в последующие столетия нередко упрекали и упрекают в безнравственности. Это не так. Политика для него не что иное, как знание о правильном и мудром правлении. То есть и для него политика выступает средством достижения этически благородных целей.
Однако со временем эта связь истончается, утрачивается. Макс Вебер определяет политику как лидерство государственного аппарата или влияние на это лидерство. Для Карла Маркса политика выступает инструментом классовой борьбы, реализации классовых интересов. Современные политологи определяют политику как деятельность по поводу общественных интересов, регулирующую общественные отношения и создающую как сам властный контроль, так и конкуренцию за обладание силой власти. Как видим, этики здесь, как говорится, и близко нет. Она бесследно растворилась в политике, понимаемой как действия, направленные на обладание властью, которая, в свою очередь, всего лишь система институтов и инструментов обеспечения групповых интересов.
Таким образом, в ходе истории этика и политика разошлись навсегда, и попытки их соединения представляются вроде бы делом практически безнадежным. К счастью, происходят события, ставящие под сомнение априорную невозможность такой встречи, такого союза.
Каждый из читающих, несомненно, осведомлен об активной деятельности таких международных, в том числе политических, институтов, как ООН, ЮНЕСКО, Международный Олимпийский комитет, Международный детский фонд. Как многочисленные гражданские форумы, международные инициативы, позже превратившиеся в важнейшие инструменты регулирования моральной и политической ответственности перед собственной страной и международной общественностью. Достаточно назвать, например, Хартию о правах человека, институты и процессы, начало которым положили Хельсинкские соглашения, Киотский протокол.
Как говорится, имеющий уши да услышит, имеющий голову да поймет.
Нередко можно слышать, что единственный урок истории заключается в том, что люди не извлекают из неё никаких уроков. Я далека от столь пессимистического взгляда на историю, хотя согласна с тем, что новая история заставляет отказаться от трактовки её как прогрессивного процесса, если понимать прогресс не только как развитие технологий, но и как нравственное возвышение человечества. Разрыв между этими двумя составляющими эволюции очевиден. Но он поддаётся сокращению.
В этом убеждает история взаимоотношений народов и государств. Она научила нас признать и принять ценность таких понятий как толерантность, взаимное уважение, умение понимать и прощать. Но не предавать забвению, так как забытый или плохо усвоенный исторический урок по прошествии определенного времени может дать неожиданные и горькие всходы. В качестве примера могу привести оживление праворадикальных, экстремистских тенденций — как в Германии, так и в России. Причем оживление это началось в обеих странах практически одновременно, что тоже подтверждает глубокую связь и взаимное влияние народов и культур. Культура же, в отличие от сорняков, нуждается в бережном и постоянном уходе и селекции. Вот и еще одно подтверждение мысли выдающегося русского историка Василия Ключевского, когда он говорит, что "история ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков".
Взаимопроникновение этики и политики не должно сводиться к политкорректности. При всей её значимости это всего лишь верхний слой, под которым может скрываться и внутреннее принятие отдельным человеком, нацией в целом фундаментальных ценностей, и всего лишь принятие определённых лингвистических конвенций, правил, табу, которое не сопровождается глубинными сдвигами на ценностном уровне. В этом случае политкорректность есть фактически выражение нашего бессилия перед вызовами и угрозами, создаваемыми новыми тенденциями мирового развития, новыми геополитическими процессами, необходимостью нового осознания исторической роли тех или иных народов и государств.
И все же трудно удержаться от соблазна упомянуть откровенные faux pas, пришедшие к нам из недалекого прошлого, цитируя которые, мы начинаем смущенно ерзать на стуле. Я напомню о высказывании президента Франции Жоржа Клемансо, когда он утверждал, что "Америка — единственная страна, перешедшая из стадии варварства прямо в стадию дегенерации, минуя стадию цивилизации". Можно вспомнить и Фултоновскую речь 1946 года, в которой Уинстон Черчилль, выдающийся политический ум, свел всю грандиозную и сложнейшую историю Германии к недолговременному (слава Богу!) нацистскому, фашистскому периоду. Это то самое высказывание, к которому, как к больному зубу, возвращаются снова и снова, как только речь заходит о Германии и Второй мировой войне. Между тем историческая ответственность предполагает не только финансовые репарации, сложнейшую процедуру реституции, но, прежде всего, сознательный анализ, выводы и заключения, исключающие саму возможность их двусмысленности, ревизии, поскольку они касаются вещей, имеющих абсолютное, вневременное значение. Именно признание существования таких вещей образует онтологическое основание этики. Человеческие жертвы остаются таковыми. Пролитая человеческая кровь не меняет своего цвета. Разлучённые, разбросанные военной трагедией по планете семьи, остаются надолго потерянными друг для друга…
Есть образцы таких не просто политически некорректных, а безнравственных высказываний и в наше время. Вот, к примеру, образец нового мышления одного из уважаемых обозревателей газеты "The Washington Times" г-на Джеффри Кюнера, который в своем обзоре от 13 октября 2009 г. (как давно привносилась в сознание наших современников фатальность "военной тропы"!), посвященном позиции и отношениям России и Украины, использует обороты и терминологию времен "холодной войны", не скупится на эпитеты, заимствованные из лексикона той эпохи. "Европе грозит новая крупномасштабная война… И агрессором будет не Адольф Гитлер, а российский премьер-министр Владимир Путин… Кремлевская ксенофобствующая элита и Путин готовы сделать все возможное, чтобы не допустить успехов Украины в ее стремлении проложить дорогу к победе либеральной демократии в России. Он (Путин) может даже пойти на то, чтобы ввергнуть Европу в новое катастрофическое кровопролитие массового масштаба".
Стоит ли продолжать?
Мы живем в период, когда отношения между определёнными странами, системами, которые в прошлом столетии описывались скорее военными, нежели созидательными терминами, перестали быть таковыми. Но новая парадигма международных отношений ещё хрупкая. Она нуждается в терпеливом и кропотливом уходе, терпимости, такте в политической сфере. Изнуряющий период "холодной" и "теплой" войны, как говорил Александр Зиновьев, ушел в прошлое. Но он оставил в нашей исторической памяти немало следов, шрамов, трагедий.
Чтобы эти фантомы прошлого не ожили, не стали вновь политической реальностью, мы должны учиться жить по-новому, учиться мыслить и говорить, не обращаясь к лексической амуниции "холодной" войны.
Как говорил удивительный человек, своей жизнью давший пример высокого этического императива, Dr.Friedrich Haass (Фёдор Гааз): "Eсли можешь, то должен".
Блестящие умы ломали голову над попыткой создания идеальных политических и гражданских систем, которые были бы в состоянии решить все проблемы, осчастливить человечество полностью и окончательно. Сегодня, с высот, которых мы достигли, не составляет труда критиковать идеи, рекомендации Кампанеллы, Томаса Мора, Оуэна, Сен-Симона, Бэкона, других утопистов, указывать на ошибочность предлагавшихся ими решений, наивность подходов, воззрений. Всё это было. Но было также искреннее желание сделать людей счастливыми, устранить деформацию, перекосы в общественно-государственных системах, ликвидировать бедность, неравноправие, войны. Ведь всегда вначале было слово! И, как говорил Томас Мор, "вкусы людей весьма разнообразны, характеры капризны, природа их в высшей степени неблагодарна, суждения доходят до полной нелепости", и как его действенный результат размышлений — появление проекта правильного устройства мира — его "Утопия".
Я не согласна с теми, кто считает, что в будущем нет места для надежды. Просто теперь мы ясно понимаем, что история не завершается утопией, Сияющим градом на холме. Скорее всего, она вообще не имеет предопределённого, заранее заданного финала. История есть процесс перманентного творения человечеством собственного социального бытия. Это творение включает в себя трудности и достижения, ошибки и решения, находки и потери. Так будет и впредь. Главное, что от нас требуется, — постоянно помнить, что нет ценности выше, чем жизнь; поэтому нельзя допускать ничего, что может привести к её уничтожению.
И тогда этика вновь наполнит политику, станет её целью. "Per aspera ad astra", "Через тернии — к звёздам".
