Обозреватель "Московских новостей" в день двадцатилетней годовщины путча рассказала о том, как она задала свой ставший легендарным вопрос вице-президенту СССР Геннадию Янаеву.
За последнюю неделю я дала примерно двадцать пять интервью. Каждое из них начиналось так: "Расскажите, как вы задавали вопрос Янаеву".
Сначала я почти плакала. Потом подумала, что надо бы выпустить пресс-релиз с каноническим текстом: "Я встала и спросила: понимаете ли вы и так далее". Потом устыдилась. Я же знаю, что коллеги попросту делают свое дело, у них, во-первых, август, то есть адский дефицит новостей, а во-вторых, реально юбилей. И решила быть кроткой, не капризничать, максимально разнообразить ответы на стандартный вопрос и не принимать на свой счет. Ведь, если честно, мне кажется, что в жизни я сделала много более важного и значимого, нежели знаменитая и в высшей степени незатруднительная мини-атака на несчастных серолицых членов ГКЧП.
Что именно? Ну, хоть и нелегко и непривычно говорить о себе, должна все же отметить: по-моему, я была отличным политическим репортером, никогда не врала и даже не привирала, и первая придумала кучу примочек, начиная с публикации меню официальных ужинов и введения прямой речи героев. Потом была, кажется, хорошим колумнистом, с самыми информированными источниками, которых никогда не подставляла, и которые никогда не использовали меня для сливов. Никогда не задавала на пресс-конференциях согласованных вопросов. Старалась писать эфемерные газетные статьи так, как если бы им предстояло быть судимыми по гамбургскому счету. Сделала журнал "Отечественные записки", прекрасный и несравненный как минимум (поскольку ни с чем не сравнимый), который издавался восемь лет. Облетела весь мир с Ельциным и даже часть мира с Путиным, научилась не спать, пока не продиктую материал, писать на крыле самолета и на горбу верблюда, жить в чужой стране, родила и подрастила двух чудных детей, поумнела. Вроде бы немного. Но, поверьте, много больше, чем задать риторический вопрос на пресс-конференции.
Помню, мы шутили — сначала в "Независимой газете", потом сидя без работы, потом в газете "Сегодня" в первую, вторую, третью, вплоть до пятой, примерно, годовщины путча, — что через много-много лет я, толстая старуха в длинной юбке и бесформенном растянутом свитере с бейджем "девушка русской демократии", с пучком грязно-седых волос, с авоськой, полной пустых кефирных бутылок, зажимая беломорину в зубах, буду зарабатывать в придачу к копейкам от сдачи посуды походами в школы, на пионерские линейки и сборы. Пионэры — смеялись мы, запивая водку пивом и закуривая сигареты "Магна" с изредка попадавшимися цельными спичками внутри, — станут спрашивать меня: как вы задавали вопрос Янаеву? А я буду хрипло смеяться, обнажая пожелтевшие от табака три последних зуба, и говорить: "А позолотите ручку, дорогие, все расскажу, как было"
Угу, с тех пор я по-прежнему курю как паровоз, хоть и не "Беломор" и не канувшую в Лету "Магну", имею дизайнерскую авоську, седая, но бреюсь почти под ноль, бутылок больше не принимают, а пионеры последовали за СССР и "Магной".
Любопытно: полная стабильность в обществе была нечаянно зафиксирована мною аккурат десять лет назад. В десятилетний юбилей путча о нем едва ли кто вспомнил, мне пришлось отбарабанить всего три-четыре дежурных августовских текста дружественным изданиям. Я тогда даже задумалась: это, наконец, сик транзит моя сомнительная глория мунди, или же дело в том, что настоящее настолько полно и захватывающе, обещающе и увлекательно, что сюжет десятилетней давности меркнет?
