Шесть лет назад, после первого "Боя с тенью", Алексею Сидорову казалось, что он все уже сказал про боксера Колчина – но обстоятельства сложились так, что режиссер с персонажем снова встретились. Накануне премьеры Сидоров рассказал РИА Новости, как надо обращаться с нервными змеями, улыбчивыми тайцами, сокращенными бюджетами и моделями вертолетов. Беседовала Ольга Гринкруг.
- Два первых "Боя с тенью" сняты обычным способом, зачем в третьем вам понадобилось 3D?
- Мне привели аргументы, от которых сложно отказаться. Действительно, в зрелищных фильмах с большим количеством экшна 3D зачастую помогает. Другое дело, что картина в смысле монтажа, музыки очень плотно сделана, у меня было опасение, как бы не возникло слишком сильного давления на психику: если кадры быстро сменяются, и все они в глубоком 3D, это неизбежный путь в Кащенко. Но ребята, которые этим занимались, очень толково подошли. В результате в каких-то моментах картина даже выиграла. Но решение о 3D приняли, когда был уже сдан финальный монтаж. Если бы я исходно знал, что будет 3D, я бы по-другому снимал, это требует совершенно другого подхода к мизансцене. А сценарий был написан под быструю смену движений и событий.
- Почему эти события происходят именно в Азии?
- Чисто логический выход. Я понимал, что нужно наращивать градус. В первом фильме база была в России, во втором – в Америке, для третьего оставались либо Южная Америка, либо Азия. Я решил Южную Америку оставить на десерт, а снять в Азии, поскольку сам там никогда не был до этого момента.
- То есть, на десерт будет еще и четвертый фильм?
- Никогда не говори никогда. Но я ничего не хочу больше иметь с этим персонажем и этой историей. Все, что хотел, я давно сказал. В третьей части персонаж – такой герой Киплинга, дальше уже в этом отношении нечего развивать.
- Как же вы взялись за дело, если не хотели связываться с Колчиным?
- Самые странные и смешные вещи происходят от безысходности. И я взялся за этот проект от безысходности. У меня не складывались картины в течение шести лет - просто не срасталось, все время какие-то обстоятельства мешали. Я уже остервенел от безработицы и вынужден был взяться, хотя у меня не было бешеного желания снимать этот фильм. Было ощущение вызова: ты сможешь это сделать? За эти деньги, в этих условиях, в эти сроки? Это время в моей жизни получилось один из самых сложных и насыщенных. У меня такое ощущение, что вечность прошла за полтора года работы над картиной. А сняли мы ее быстро, на самом деле: в середине лета начали в Москве, в середине декабря закончили в Бангкоке. Три с половиной месяца плюс подготовка – хотя, конечно, я могу ошибаться, у меня, как у Кисы Воробьянинова, все в голове смешалось – страны, континенты, люди, языки, события.
- Где – или что – было хуже всего?
- В Таиланде очевидные вещи становятся с ног на голову. Если люди тебе улыбаются, это не значит, что они через секунду не бросят производство и не уйдут с площадки, подорвав съемки. У нас-то все привыкли, что площадка – это суета, тревога, раж, свет уходит! А у них нужно продолжать улыбаться, что бы ни происходило, крики считаются потерей лица – причем для того, кто кричит. Это очень сильно бесило, в какой-то момент я просто ненавидел страну, людей. Но сейчас воспоминания теплые остались. Потом, они быстро, профессионально делают свою работу: свет меняют в течение двух минут, рельсы для панорамы выкладывают моментально, на любом рельефе, хоть в болоте, хоть на скалах. А у нас могут быть чудесные люди, замечательные ребята, с которыми хорошо выпивать, но в результате к началу смены ничего не готово, через три часа еще только начинают раскачиваться, одну панораму выкладывают весь день - криво, косо, тележка плохо ездит.
Иной раз русская группа, более эмоциональная и отзывчивая, может собраться и уникальный прыжок для тебя сделать. Но тут конкретные люди, а в целом система построена на халявном отношении, и это бесит. Бесит, когда люди в подготовительном уходят параллельно снимать рекламу. Понимаю, это жизнь, надо зарабатывать, но меня это раздражает. От любого члена группы я требую стопроцентного коммитмента, и я имею право, потому что вовлекаюсь в дело на 200%, никогда не филоню, не отлыниваю. Люди могут быть лучшими или худшими профессионалами, но если они вовлечены, работают с отдачей – это главное. Просто кино – коллективное творчество. И что немаловажно – это очень физиологическая вещь. Должно состояться единство актеров, режиссера, группы, чтобы получилось нечто, живущее само по себе. Съемочный коллектив – такая сложно организованная итальянская семья, но в этом и есть кайф, отчасти из-за этого люди и подсаживаются на кино.
На "Бое" был лучший коллектив в моей биографии. И тот факт, что мы это сделали, несмотря ни на что, как настоящие ницшеанцы, сам по себе удивителен – за эти деньги, в этих условиях, с борьбой за каждый кадр и каждое движение. Группа оказалась готова встретить вызов, мы не слились, выполнили все, как задумано. Для нас для всех это реально медаль, которой можно гордиться.
- Если бы денег оказалось не 5 миллионов долларов, а десять – получилось бы легче?
- Все, что распускает человека – или режиссера, - вредно. Рамки, ограничения необходимы. И потом, 10 этому фильму не нужно было. 7,5-8 миллионов – вот его цифра. Не было бы такой нервотрепки, сделали бы вертолетную атаку нормальную, ценность проекта бы увеличилась. Она и так довольно большая для этих денег, и вообще все мои проекты, режиссерские и продюсерские, в результате оказываются рентабельны. Но было бы еще взрослее сделано.
- Как вам удавалось осаживать самого себя? Вы же были и режиссером, и продюсером – и тратящим, и сдерживающим.
- Это шизофреническое состояние, но я как-то научился. Просто когда идет работа, легко делиться надвое. А когда стресс, что-то не получается, расстраиваешься и как режиссер, и как продюсер – и это реальная проблема. Понимаешь, что если выигрываешь, то выигрываешь по-крупному, а если проигрываешь, то серьезно, и надо быть к этому готовым. Например, на севере мы нашли место сумасшедшей красоты, "Властелин колец" какой-то. Приехали, договорились, я перед ребятами поручился: дайте деньги, будет очень круто, поверьте мне как режиссеру и как продюсеру. И вот ровно в день съемок приходит ураган бешеной силы, реально сносит с ног. Передвижной туалет подняло и утащило в Северное море, хорошо, там внутри никого не было.
Случались, конечно, и моменты эйфории. Машину мы взорвали хорошо. И вертолет хорошо сбросили. Ушли в открытое море, далеко от берега, всю группу туда перетащили. Две баржи огромных, гигантский кран, на нем вывешен макет вертолета, 13 метров в длину. А тут дайверов принесло течением. Они начали всплывать и в ужасе не могли понять, что происходит. Какая-то военизированная операция, обломки вертолета, куча водолазов, и еще баржу стало нести на скалы. Приехали люди на рыбок посмотреть, а их чуть не раздавило.
- В вертолете тонул каскадер или сам Денис Никифоров, который играл главного героя?
- Сам. Тренировался нырять, уходить под воду. Там же все это в кадре есть, и как он остается в кабине вертолета, с наручниками на руках, тоже. Причем наручники, понятно, никто не закрывал на ключ, но их нужно было связать ниткой, чтобы не утонули. А он подумал, что нитка под водой расползется! И затянул леской, довольно плотной. Уже пошел первый дубль, он пытается наручники снять – и не может. Когда вынырнул, очень сердился.
- А змей за шею – тоже сам хватал? Ядовитых, не беззубых?
- Да, там нормальные кобры, с зубами. Человек 20 их было. Слава богу, ни одна не умерла. Как рассказали местные, змеи довольно нервные существа, и когда их используют на съемках, они часто, к сожалению, умирают.
- Что, и акулы были настоящие?
- Акулы были разные. И компьютерные, и с плавниками. Нашли мы там отличного дайвера, англичанина из Манчестера, который с плавником на спине кружил вокруг Дениса. Съемки крайне насыщенные – чего только не выходило. Есть старая поговорка: как проведешь время на площадке, так потом все и будет. Мы снимали на разрыв аорты, и это есть в фильме.
- Теперь, видимо, захочется передохнуть? Снять что-нибудь камерное, три человека в закрытой комнате?
- Я в поиске нахожусь, у меня много разных вариантов. На самом деле, хотелось бы сделать что-то не ради коммерции, а ради вечного, что ли. Про любовь. Хотя на самом деле и в "Бое с тенью" людьми движет любовь, поиск искупления. Есть темы, с которых я никогда, видимо, не спрыгну, которые меня беспокоят. Я сам киплингианец и ницшеанец и, видимо, более-менее все мои герои с этим связаны. Видимо, нужно просто другой ракурс найти, но никогда не знаешь, что тебе придет в голову в следующие полчаса. Выбор зависит от массы вещей, начиная от суммы гонорара и заканчивая сроками. Но главное – история. Чтобы она торкнула, чтобы ты проснулся и сказал себе: слушай, чувак, я не могу жить, если не сделаю это кино, не потрачу свои бесценные часы и секунды, которых после сорока лет осталось не так много.
В кино всегда важно создать новый мир, это ключевая вещь. Телевидение по большей части работает как зеркало, а успешный, интересный, нужный фильм – всегда некая новая реальность. Она может быть и в замкнутом пространстве – другое дело, что здесь не спрячешься за взрывы и прочий трэш, нужно быть реально серьезным режиссером.
- Документальных фильмов делать не хотите?
- Если только какую-то реально авангардную историю. Вот я сейчас стоял в пробке полтора часа на Тверской заставе. Наверное, интересно было бы сделать документалку про пробку. Что там за люди, кто как сидит в машине, кто как бибикает, кто кого куда не пускает, кто куда опаздывает, кто о чем думает, какую музыку слушыает, смски пишет.
С удовольствием сделал бы историю вроде "Олдбоя". Я ведь существую в нише коммерческого кинематографа, а в ней мало чего происходит свежего и интересного. Вот этот как раз свежестью и запомнился. Вторую половину человек провалил, но после такого мощного начала это неизбежно, разгадка всегда скучнее загадки. Мне вообще скучно смотреть кино в настоящий момент. Я могу снимать в любой манере – как Куросава, как Бергман, могу нуар, могу Скорсезе копировать. Дело не в мании величия, я объективно знаю, что могу, а чего не могу. Может, конечно, это снобизм такой дурацкий. Но режиссеров лучше Куросавы и Бергмана больше не делают по определению. То же самое как если вы сходили один раз, посмотрели Боттичелли вживую, во Флоренции. Вам потом смотреть кого-то другого – только если вы в процессе деньги зарабатываете. А с точки зрения совершенства все уже сделано.
