Вадим Дубнов, политический обозреватель РИА Новости.
Результаты экзит-полла после окончания президентских выборов в Армении совпали с предварительными итогами, все прошло слаженно, разброс ставок на окончательный результат победителя был неширок и как раз варьировался в районе 60 процентов. Именно так в соответствии с политической логикой и должен был выиграть Серж Саргсян: убедительно, но не безусловно, в первом туре, но без тотальности. И с соперником, способным набрать настолько больше ожидаемой трети, насколько до двух третей не дотянул сам фаворит.
Так безмятежно завершилась бурная двадцатилетняя эпоха в новейшей истории Армении.
История о трех президентах
Впрочем, начиналась президентская кампания так, будто та эпоха вовсе и не собиралась заканчиваться. И ее по-прежнему будут делать три человека – три ее президента: Левон Тер-Петросян, Роберт Кочарян и Серж Саргсян. Их взаимоотношения были нескончаемой драмой, в которой были путчи, заговоры, несостоявшиеся оранжевые революции и жестокие расправы с теми, кто был в этот революционный миг в оппозиции. Но, как напоминают аналитики, в любой армянской власти всегда были представители всех этих лидеров, кто бы из них ни был властью. Потому аналитики и предлагали не преувеличивать принципиальность их политического антагонизма.
Выборы в Армении: президент, голодающий, калифорниец, эпосовед >>
Нынешние выборы словно для того и прошли, чтобы эту гипотезу подтвердить.
Левон Тер-Петросян, первый президент Армении, который все эти годы позиционировал себя как либерала, пошел на альянс со своим, казалось бы, абсолютным антиподом – крупнейшим армянским олигархом и лидером второй партии страны Гаго Царукяном. Он тоже решил выйти из тени Сержа Саргсяна и сыграть собственную игру. Особую остроту ситуации придавало то, что имя Царукяна в армянском политическом восприятии неразрывно связано с именем Роберта Кочаряна, который тоже хочет вернуться во власть.
Совпадение интересов двух первых армянских президентов, бросивших вызов третьему, никого не удивило. Как не удивила никого и та легкость, с которой отвел эту угрозу Серж Саргсян.
Многие из тех, кто продолжал хранить верность либеральным 90-м и лично Тер-Петросяну, его союз с Царукяном восприняли как личное оскорбление. Царукяна ведь не очень принято называть в Армении по фамилии. И многие до сих пор путаются, когда по фамилии, а не более привычными кличками, называют и других армянских магнатов, а также депутатов и чиновников.
Олигархическое настоящее Царукяна органично прорастает из обычного уголовного прошлого. Он – символ той Армении, которая выросла из клановой политической системы времен Тер-Петросяна, криминализовалась при Кочаряне и закостенела при Саргсяне, и в этом суть той эпохи.
В общем, Тер-Петросян остался без самых близких людей. С правой оппозицией в Армении было покончено. Саргсяну оставалось лишь убедить Царукяна в том, что борьба бессмысленна, что победа ему ничего не даст, а поражение станет катастрофой. Царукян не упорствовал, и поддержал президента. Все это случилось уже в декабре, и уже тогда можно было приступать к превращению в основного противника на выборах Раффи Ованисяна – первого министра иностранных дел независимой Армении из правительства Левона Тер-Петросяна. Возглавлял это правительство, кстати, убежденный либеральный реформатор, друг Егора Гайдара, Грант Багратян. Который уже тоже никак не ассоциировал себя с Тер-Петросяном. Багратян занял третье место, набрав меньше трех процентов.
Кампания как пародия
Кампания быстро обрела характер пародии. Хотя те, кому выпали в ней самые комичные роли, изначально вовсе не были на них обречены.
Упоминание Паруйра Айрикяна в сегодняшней Армении само по себе считается анекдотом. Хотя многие из тех, кому за 30, продолжая улыбаться, напоминают: "Он все равно остается очень достойным человеком…" Айрикян – советский диссидент, полжизни проведший в лагерях, первые годы независимости остававшийся одним из немногих моральных авторитетов в стране.
Имя Вардана Седракяна, называющего себя эпосоведом, тоже заставляет публику веселиться. Но некоторые ученые, между тем, вспоминают: этого человека, который прогнозы футбольных результатов выводил из древнего армянского эпоса "Давид Сасунци", они когда-то выслушивали с улыбкой, но не без интереса.
А владельца сети радиостанций Андреаса Гукасяна, проведшего всю кампанию в голодовке с ноутбуком в руках в палатке у Академии наук, называют авантюристом, но беззлобно. А некоторые даже не без благодарности вспоминают его готовность предоставлять эфир под проекты вроде "Школы демократии".
Рейд вдоль красной линии
Весь день в понедельник, когда шло голосование, в ереванских кафе привычно были включены выборные новости, хотя в них никто особенно не вслушивался. Студенты в соцсетях развлекались призывами типа "Проголосуй за Сержа – почувствуй, как твой голос становится решающим!" Кампания была обречена на превращение в шоу.
Кандидатам спорить было не о чем. Точно так же, как уже давно не о чем спорить на политическую тему в Армении вообще.
Лишенным возможности вести осмысленную полемику о вреде политических вертикалей, либералам больше нечем поразить воображение избирателя. А Армения так устроена, что даже из западнической ниши власть их легко вытеснила. И даже самые последовательные критики власти сегодня признают: во внешнеполитическом смысле Саргсян отцарствовал свой первый срок намного более интересно и сбалансировано, чем они ждали.
А вопрос глобальной самоидентификации для Армении – не только один из главных, но и один из самых излюбленных.
Ереван все еще говорит по-русски, особенно в центре, но поколение, для которого русский даже не язык межнационального общения, уже заканчивает университеты. В Армении все более отчетливо и все более широко понимают, что традиционные тезисы о стратегическом партнерстве с Россией, об историческом родстве – все больше дань приличиям и простой привычке с Россией просто по-человечески дружить, хотя нынешнее ее устройство особых симпатий не добавляет.
Есть конкретика, никого не угнетает ни военная база в Гюмри, ни то, что железная дорога, энергетика, газотранспортная система контролируются Россией. Это все не воспринимается как фактор зависимости или знак обреченности на вечные исторические предпочтения. Американское происхождение и более чем условный русский язык не помешали Раффи Ованисяну стать одним из самых популярных армянских политиков.
А добрые отношения с Россией дают надежду на то, что она с пониманием отнесется к намеченному подписанию договоров об ассоциации свободной торговле с Евросоюзом. И что Москва не вспомнит о главной красной линии – безопасности. "Если нас заставят выбирать между Европой и ОДКБ, о Европе придется забыть" – в один голос признаются армянские политологи. Ради того, чтобы этого выбора избежать, Ереван готов на любую приветливость к России, – от усиления военной группировки до открытия всевозможных отделений российских университетов и бесконечных интеграционных программ, – но не ставящую под сомнение главное.
Впрочем, судя по всему, Москва до красной линии доводить и не будет. В конце концов, критической необходимости в сохранении Еревана в своей орбите уже давно, по мнению многих аналитиков, она не испытывает. Ей вполне достаточно того, что есть, плюс формулы о вечном партнерстве, которые обе стороны считают непременным дипломатическим приличием.
Прояснение этого баланса тоже идет в актив Саргсяна. А в кругах все более многочисленной прозападной интеллигенции нашло понимание даже рискованное решение Саргсяна попытаться пойти на сближение с Турцией в начале его первого срока. И дело даже не только в том, что Саргсян попытался прорвать блокаду, он посягнул на большее – на разрушение мифов об извечной связи многовековой армянской истории с политической реальностью. Тех мифов, которые эта интеллигенция уже давно считает гирями на ногах страны.
Проблема-2018
Оказалось, что по основным вопросам никто и не собирается Саргсяну возражать. Только по поводу всесилия того класса, который олицетворяет Гаго Царукян. Но и здесь Саргсян аккуратно согласился с избирателем, признав частично собственную вину.
Сказать, что никто не поверил, было бы правильно. Но при этом, было бы и некоторым упрощением.
Вся Армения с политологической осведомленностью может легко перечислить, что из национального экономического богатства какому олигарху принадлежит. И, скажем, кто из них, монополизировавших розничные поставки и торговлю, больше всех сопротивляется приходу в Армению знаменитой французской сети супермаркетов Carrefour.
Как подозревают осведомленные наблюдатели, в появлении французов на армянском рынке больше всех заинтересован именно Саргсян. Не из-за заботы о простых армянских покупателях. Carrefour, удар по ценам – это удар по олигархам, которые Саргсяну мешают ничуть не меньше, чем экономическому прогрессу.
Саргсян, в сущности, сам в некотором смысле – один из них. Он не пришел в политику олигархом – он стал им, не выходя из политики, в которой был всегда, с первых дней карабахской проблемы и связанной с ней армянской независимости. И если Роберт Кочарян жесткой рукой мог не только контролировать крупный бизнес, но и манипулировать им в свою политическую пользу, то Саргсяну только остается принять как данность привычку людей с кличками считать себя политиками.
И теперь, как объяснял мне один армянский политолог, Саргсян боролся не за президентство, которое было у него с декабря в кармане. Он приступил к решению своей главной задачи – проблемы-2018. "Если все останется как есть, ему не удастся сохранить свои политические позиции после ухода. И все, что он нажил за эти годы, может легко потерять…"
Директор ереванского Института Кавказа Александр Искандарян тоже согласен с тем, что проблему олигархов Саргсян как-то должен решать. "Может быть, по-российски – он их обязан равноудалить…"
По-российски жестко, Саргсян, как все понимают, равноудалять никого не будет.
У него другой стиль.
Серж Саргсян за годы, проведенные в политике, ни с кем не поссорился. Никто в Армении не испытывает необходимости сказать про него гадость. Хорошего про него тоже особенно не говорят, но и это, оказывается, в плюс.
"Есть такой социологический прием – предлагать респонденту соотнести конкретного человека с каким-то цветом" – объяснял мне социолог, преподаватель университета, – "Свой цвет есть у всех – у Тер-Петросяна, у Кочаряна. У Саргсяна – нет". Тер-Петросян искал образ патриарха, провозвестника независимости. Кочарян играл в сильного лидера, которого надо бояться. Саргсян долго воспринимался в связи с карабахской войной, и он работал на этот имидж, не расставаясь с камуфляжем. "А теперь нет и этого…"
И даже 1 марта 2008-гогода, когда ОМОН разогнал революционную площадь у ереванской Оперы, ассоциируется в Армении с уходившим тогда президентом Кочаряном, а не с Саргсяном, главным, между прочим, бенефициаром разгона.
И если раньше главными героями современного армянского эпоса были олигархи, теперь появляются другие лица.
Семейные ценности Сержа Саргсяна
В Армении не без удивления отмечают еще одну странность выборов: они прошли при небывалой свободе прессы. Несмотря на то, что значительная ее часть объединена в одних руках – Микаэла Минасяна, зятя президента. Или Миши, потому что в Армении всех называют по имени, и это не фамильярность, а уверенность в том, что даже президент – чей-то родственник или сосед.
Минасян, в отличие от прежней бизнес-генерации, имеет прекрасное зарубежное образование. По рассказам тех, кто имел с ним дело, обаятелен и креативен, ему приписывают все удачные пиаровские находки власти и лично Саргсяна, он для ереванской 30-40-летней интеллигенции, – почти "один из нас". Пресса – только часть бизнеса, по своей мощи он может сравниться с традиционными олигархами, При этом, как говорят коллеги-журналисты, он понимает: для того, чтобы у прессы была капитализация, она должна быть независимой. Хотя бы настолько, чтобы таковой восприниматься.
Некоторые уже видят Минасяна преемником Саргсяна. Более осмотрительные полагают, что, возможно, Минасян призван аккуратно придавить своей бизнес-мощью тех, кто приговорен к равноудалению, и именно в этом равноудаление и будет состоять. Скептики, которые обычно оказываются правы, исходят из предположения, что никаких проектов еще нет. Просто если кому-то и строить империю, то человеку близкому и доверенному, а в том, что Саргсян эту империю будет строить, не сомневается никто. Хотя бы потому, что во второй срок Саргсян вступает без всего того, что составляло суть первого и всей предыдущей армянской эпохи вообще.
Больше нет основополагающей системы трех борющихся друг с другом президентов. Значит, и олигархи для него – не только обуза, но и пережиток. Что, возможно, может облегчить равноудаление. Умение ни с кем не ссориться – тоже в его пользу. Еще ему повезло со временем: перед 2018-м будет 2015-й, год столетия Геноцида, во вселенском размахе юбилея никто не сомневается. И наверняка Саргсян заставит работать на себя мифы и историю.
Но есть кое-что и против. И это не только олигархи. Около 50 тысяч человек в год Армению по-прежнему покидает. И в то, что второй срок Саргсяна станет эпохой свершений, никто особенно не верит. И, если совсем честно, особенно никто и не ждет.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
