08:00 20.12.2020
(обновлено: 16:47 26.05.2021)
На этой неделе зарубежные СМИ вышли с кричащими заголовками "Китай запретил импорт австралийского угля", что на проверку оказалось чистейшей правдой. По данному поводу даже выступил премьер-министр Австралии Скотт Моррисон, заявивший, что Пекин проводит дискриминационную политику, нарушающую законы открытого рынка.
Пекин, привычно уклоняющийся на международной арене от прямой конфронтации, устами своего главного медиаресурса The Global Times сообщил, что никакого запрета нет, а все происходящее — лишь последствия тяжелого года, спада производства и неизменной приверженности политике декарбонизации и постепенного отказа от угля как энергетического ресурса. Впрочем, как ни прячь эмбарго в красивое кружево словесной дипломатии, физического факта это не отменяет. Поставки австралийского угля заморожены на неопределенный срок.
Чтобы разобраться во всем происходящем, нужно обратиться к совсем свежей истории.
Австралия была одним из ярых сторонников США на всем протяжении американо-китайского торгового и экономического противостояния. Вашингтон и Дональд Трамп с самого начала пытались выдавить с собственного рынка цифровые продукты Huawei и ZTE, но особо не преуспели, а в конце 2019 года стороны ушли на перерыв, подписав первую часть соглашения. А вот Канберра ни на какие уступки не шла, упорно игнорируя все завуалированные и явные сигналы, подаваемые Китаем.
Пекин настойчиво просил оставить в покое его технологических монстров и не препятствовать внедрению на австралийском рынке технологий 5G китайского производства. Но поскольку призывы жить дружно услышаны не были, в качестве предупредительного выстрела еще в апреле 2018 года КНР запретила ввоз из Австралии перерабатываемых отходов, что привело к самому настоящему мусорному кризису.
Канберра в качестве парирующего жеста официально запретила использование телекоммуникационных решений Huawei и ZTE, на что Китай в сентябре того же 2018-го ответил блокировкой вещания главного информационного портала ABC (Australian Broadcasting Corporation).
Ситуация зашла в тупик, и, чтобы сделать австралийцев более сговорчивыми, КНР в феврале 2019-го запустила пробный шар. Именно тогда впервые начались проблемы с приемкой в китайских портах, например Даляне.
Цель была выбрана не случайно. Дело в том, что пока прогрессивные страны понемногу сворачивают угольную генерацию и переходят на экологически чистые источники, для Зеленого континента добыча этого полезного ископаемого является краеугольным камнем экономики. Австралия в год добывает порядка 540 миллионов тонн энергетических и коксующихся углей, 75% которых идет на экспорт. В 2019 году местные угольщики экспортировали топлива на 53 миллиарда долларов, а профильные отчисления в бюджет составили 8,3% ВВП.
Главным покупателем австралийского угля уже много лет выступает Япония, в прошлом году закупившая его на 17 миллиардов долларов (27% всего экспорта). Китай является вторым главным рынком сбыта — 13,7 миллиарда долларов и 21% внешней торговли. Потеря такой площадки может вызвать не просто кризис в профильной отрасли, но и серьезные проблемы в национальной экономике.
Надо сказать, что Китай неоднократно вводил временные ограничения на импорт австралийского угля, но всякий раз снимал их, явно ожидая изменения политической позиции Канберры. Этого не произошло, и потому летом текущего года в ход пошли другие инструменты. Китайское правительство объявило, что рассматривает возможность введения заградительных торговых санкций на ряд австралийских товаров, в частности вино, мясо и морепродукты. Реакции опять не последовало, и в ноябре продукцию виноделов обложили налогом в размере от 107 до 212%.
Чтобы усилить эффект, в этот же период вступил в силу негласный приказ в очередной раз поставить импорт топлива из Австралии на паузу. Как сообщал Bloomberg, в ноябре средний срок ожидания судов с австралийским углем на заход в порт и разгрузку составлял в среднем около месяца, что приносило экспортерам и перевозчикам громадные убытки. Китай никогда прямо не говорил, за что наказывает австралийцев, отделываясь общими фразами о защите экологии и необходимости наращивать собственную добычу. Впрочем, мотивы были весьма прозрачны и понятны.
В случае если текущий запрет затянется, у Канберры начнутся очень серьезные проблемы, потому что заместить китайский рынок просто нечем. Япония и Южная Корея (тоже ключевой рынок сбыта) планируют достичь нулевой отметки выбросов парниковых газов уже к 2050 году, то есть импорт там совершенно точно будет падать. Есть еще Индия с ее амбициозными планами стать главной сталелитейной страной планеты, но Дели покупает кокс в самых разных местах, включая главных конкурентов — Индонезию и Россию.
Кстати, о России.
На фоне весьма дружественных отношений Москвы и Пекина и стремительно остывающей симпатии второго к коллективному Западу было бы логично предположить, что освободившуюся нишу займут российские угольщики. Благо у нас добывается вся сортовая номенклатура, включая антрацит и кокс. Увы, это крайне маловероятно — и причины тут сугубо физического плана.
Во-первых, разом заместить на китайском рынке более 70 миллионов тонн австралийского угля нам просто нечем. За весь 2019 год, по данным Минэнерго, российские горняки выдали на-гора 441 миллион тонн продукции, из которых 206,5 миллиона ушли на экспорт. Если оставить за скобками собственные потребности в секторах производства электроэнергии и металлургии, российский уголь отгружается в 80 других стран. Ни нарастить добычу, ни изъять топливо в таком объеме с других рынков нереально.
Во-вторых, любые планы экспансии упираются в "бутылочное горлышко" — логистику. Круглогодично российские угольщики бодаются с "Российскими железными дорогами". Первые требуют увеличения квот на провоз продукции и больших скидок. РЖД резонно отвечают, что уголь и так одна из главных позиций перевозок в восточном направлении и только за 2020 год из Кузбасса, который обеспечивает две трети экспортных поставок, вывезено более 55 миллионов тонн этого топлива. В настоящий момент по личной просьбе губернатора Сергея Цивилёва рассматривается возможность вывоза еще десяти миллионов тонн. Делается это, чтобы хоть частично покрыть недополученную регионом в этом году прибыль в размере 50 миллиардов рублей.
Но это операция разовая и на общую пропускную способность транспортных магистралей никак не влияет. Наш железнодорожный восточный ход загружен до предела, и впихнуть в него пару десятков миллионов тонн для Китая не смог бы даже волшебник.
Давно назрела необходимость расшивки БАМа и Транссиба, но объекты эти настолько масштабные, что до них на фоне множества других инфраструктурных проектов у правительства просто не доходят руки. На своей пресс-конференции 17 декабря Владимир Путин упомянул выделение 60 миллиардов рублей на переоборудование Транссиба. Деньги громадные для рядового обывателя, но применительно к железнодорожной магистрали протяженностью более девяти тысяч километров — увы, не так много.
Винить правительство в жадности было бы неверно. Российский бюджет просто не способен финансировать одновременное строительство трассы в Надым, замену железнодорожной колеи на Дальнем Востоке, газификацию Амурской области и кучу других проектов, куда требуется вливание государственных денег. А потому российский уголь едет на рынки Юго-Восточной Азии через порт Усть-Луга, делая громадный крюк.
В завершение все же подсластим пилюлю.
За октябрь поставки российского угля в Китай выросли сразу на 28%, достигнув отметки в 3,5 миллиона тонн. Будем надеяться, что австралийцы продолжат упорствовать и китайское эмбарго станет максимально длительным. Угольщики Кузбасса, Якутии, Хакасии и Дальнего Востока будут этому очень рады.
