Златоглавая Москва, залитая закатным солнцем, открывшаяся армии Наполеона с окрестных холмов, произвела на французов колоссальное впечатление. Ликование от первой встречи с ней, на фоне тягот и бедствий изнурительного похода, описано почти в каждом из опубликованных дневников. Однако восторженные отзывы о величественном "затерянном в северных широтах" и, в то же время, "азиатском" - так казалось иностранцам - городе не помешают им мародерствовать в опустошенной Москве. Об этом наиболее интересные отрывки из записок участников событий, воевавших на стороне Бонапарта.
***
Москва была конечной целью нашего похода. Ее еще не было видно за пригорками; нам видно было только облако пыли, по которому следовала великая армия. Несколько пушечных выстрелов, долетевших до нашего слуха, очень отдаленных и редких, показывали нам, что наши войска подходили к Москве без особого сопротивления. Спускаясь, мы услышали отчаянные крики: это были несколько отрядов казаков, выскочивших из соседнего леса и нападавших со свойственной им манерой на наших стрелков, порываясь остановить наш авангард. Наши храбрецы не струсили и не поддались этому неожиданному нападению, они смело отпарировали напрасные усилия отды, желавшей задержать наш въезд в столицу России. Их отчаянные усилия действительно были последними. Их отбили и рассеяли так, что им ничего не оставалось делать, как скрыться за стенами Кремля, так же как и раньше у берегов Колочи.
(Лабом)
***
Оттуда мы вдруг увидели тысячи колоколен с золотыми куполообразными главами. Погода была великолепная, все это блестело и горело в солнечных лучах и казалось бесчисленными светящимися шарами. Были купола, похожие на шары, стоящие на шпице колонны или обелиска, и тогда это напоминало висевший в воздухе аэростат. Мы были поражены красотой этого зрелища, приводившего нас в еще больший восторг, когда мы вспоминали обо всем том тяжелом, что пришлось перенесть. Никто не в силах был удержаться и у всех вырвался радостный крик: "Москва! Москва!!!" <…> Дома выкрашены в самые разнообразные краски, купола церквей – то золотые, то темные, свинцовые и крытые аспидным камнем. Все, вместе взятое, делало эту картину необычайно оригинальной и разнообразной, а большие террасы у дворцов, обелиски у городских ворот и высокие колокольни на манер минаретов, все это напоминало, да и на самом деле представляло из себя, картину одного из знаменитых городов Азии, в существование которых как-то не верится и которые, казалось бы, живут только в богатом воображении арабских поэтов.
(Лабом)
***
Едва перешли мы через мост, отделявший предместье от города, как из-под моста выскочил какой-то субъект и направился навстречу войскам: он был в овчинном полушубке, стянутом ремнем, длинные седые волосы развевались у него по плечам, густая белая борода спускалась по пояс. Он был вооружен вилой о трех зубьях, точь-в-точь, как рисуют Нептуна, вышедшего из вод.
Он гордо двинулся на тамбур-мажора, собираясь первый нанести ему удар; видя, что тот в парадном мундире, в галунах, он вероятно принял его за генерала. Он нанес ему удар своей вилой, но тамбур-мажор успел уклониться и, вырвав у него смертоносное оружие, взял его за плечи и спустил с моста в воду, откуда он только что перед тем вылез; он скрылся в воде и уже не появлялся, его унесло течением: больше мы его и не видали.
(Бургон)
***
Москва, несмотря на громадное протяжение и обезлюдение, царствовавшее в ней, не представляла для французов никакого затруднения относительно распознавания местности, что обыкновенно случается в незнакомом городе. Самые положительные сведения, мельчайшие топографические подробности доставлены были еще до начала войны нашим консулом Дорфланом. Он находился тут же, при армии, так что указания его переходили ко всем, начиная с офицеров и до последнего солдата. Любопытно было видеть, как французы среди громадного города, за 2500 тысяч верст от родины, ориентировались и расходились отрядами в Кремль, в Китай-город, как будто все это происходило в городе, отлично известном.
(Домерг)
***
После всего виденного нами, нас не могли не удивлять и обширность Москвы, и большое число ее церквей, и прекрасная архитектура ее зданий, а также удобное расположение зажиточных домов, богатство их меблировки и наличность в большей части из них различных предметов роскоши. Улицы были просторны, правильно расположены, и все вообще гармонировало одно с другим. Все указывало на богатство города, на его огромную торговлю товарами всех стран света. Красоту города значительно увеличивало разнообразие построек дворцов, церквей, домов. Некоторые кварталы особенностью своих построек указывали, какая народность их населяла; так легко было отличить кварталы французский, китайский или индийский, немецкий. Кремль можно называть московской крепостью. Он находится в центре города на довольно значительной возвышенности и окружен зубчатыми стенами, там и здесь пересекаемыми башнями, вооруженными пушками.
(Ларрей)
***
Улицы были так длинны, что всадники не узнавали своих на другом конце их, когда кто-нибудь медленно приближался с другого конца улицы, видевший это, не мог разобрать враг это или друг, воображая, что встретили врага, хотя оказывалось потом, что служили под одними и теми же знаменами.
(Лабом)
***
В некоторых церквах алтари были разукрашены как в дни больших праздников, горели тысячи свечей у престола, что свидетельствовало о том, что москвичи неустанно продолжали молиться до последней минуты своему любимому святому. Торжественность и святость окружающей обстановки внушали нам сильное уважение к побежденному нами народу и невольный страх, который порождает всякая сделанная большая несправедливость. Мы робко подвигались среди этого ужасающего опустошения, часто останавливались, оглядываясь назад, часто прислушиваясь, так как страх перед огромностью нашей победы, внушал нам постоянно мысль о какой-нибудь западне или засаде.
(Лабом)
***
Мы проехали через рынок; его деревянные лавки были открыты, товары, разбросанные в беспорядке, валялись и на улице, словно перед нами здесь хозяйничали грабители. Шествие наше совершалось крайне медленно, остановки были очень часты, и вот наши пронюхали, что у валявшихся по улицам отсталых и спящих русских во флажках есть водка. Не смея слезать с коня, они ухитрялись перерезывать кончиком сабли ремни, которыми фляжки привязаны были к ранцам, и подхватывать самые фляжки крючочками, выточенными на концах сабель. Этим хитроумным способом добыта была водка, которая давно уже была большою редкостью.
(Роос)
***
Вступив в Москву, я разослал своих лейтенантов с несколькими солдатами по соседним улицам, чтобы раздобыться провизией. Они нашли все двери запертыми и забаррикадированными. Пришлось их взломать. В одну минуту все было разграблено! То же самое происходило и в других частях города.
(Лабом)
***
… Я увидел старуху, которая, остановив одной рукой за узду мою лошадь и поддерживая другою края своего фартука, криками и жестами приглашала меня взять его содержимое. Я нагнулся к ней и, опустив в ее фартук руку, вытащил оттуда большую печеную грушу, похожую на те, что продают во всякую погоду на набережных или на Новом мосту в Париже. Но, в надежде на более утонченный ужин, я с презрением бросил назад то, что принял бы накануне с благодарностью.
(Комб)
***
Я поместил своих солдат в огромном здании; комнаты там были великолепны, но мебели никакой. Мне оно тем более понравилось, что там было много печей, где я рассчитывал в свободное время напечь хлебов. Другое, рядом с ним стоящее здание принадлежало князю Барятинскому. Мой проводник, поговорив кое с кем, принес мне следующие сведения: дом не был еще разграблен и в нем было много мебели; провизии не было никакой, если не считать нескольких кур, но зато было много овса и очень хороший винный погреб. Я поместился здесь, решив заменить все вино съестными припасами, которые достанут мои солдаты.
(Био)
***
Написанные на бочках крупными буквами имена наиболее известных французских виноградников заставили нас почувствовать большую радость и живо напомнили нам родину.
Можно было прочесть: Chateau-margaux 1804, 1805; Medoc, Sauterne, 1803, 1804 и т.д. Мы нашли множество мелких бочонков вместимостью от десяти до двадцати бутылок. В них было фронтиньянское вино и несколько лучших сортов испанских вин. Словом, мы не могли напасть на лучшее место; было из чего выбрать. Узнав у одного из артиллеристов, что мы находимся у аптекаря, мы решили, что он продавал своим клиентам скорее тонические, чем фармацевтические, средства.
<…>
Переходя из подвала в подвал, мы заметили мертвецки пьяного русского солдата, который валялся в луже вина, вытекающего через кран из почти уже пустого бочонка. Далее мы увидели двух высоких, свирепых на вид субъектов, которые, прислонившись к стене, надвинув свои широкополые шляпы на глаза и закутавшись в овчинные тулупы, стояли неподвижно, как статуи, с скрещенными на груди руками. Они кидали на нас дикие и удивленные взгляды, но не выражали ни малейшего опасения. <…> Наполняя один бочонок бордо, а другой малагой, я спросил Паскаля, как могло случиться, что эти люди вместо того, чтобы последовать за общей эмиграцией своих соотечественников остались здесь и спрятались в подвале. Были ли это дезертиры русской армии или крепостные крестьяне, стремившиеся стряхнуть с себя неволю, воспользовавшись вступлением французской армии в Москву?
(Комб)
Продолжение следует
